Рядом медленно-медленно опустилось тело сенешаля. Он сразу упал плашмя, разве что ногу подвернул под себя, тяжесть прижимала меня к земле, сердце захлебывается кровью, грудь сдавило, а рядом тело сенешаля лопается, медленно-медленно расползается одежда, из трещин так же медленно высовываются красные куски мяса.
Все это я видел и, заставив мышцы стать каменными, держался, держался, держался, заперев дыхание изо всех сил. В глазах потемнело, начал терять сознание, а из тела сенешаля выдвигаются красные обломки костей, показались странные красные кончики, начали выдвигаться, я не сразу узнал выплескивающиеся струйки крови.
И тут очень медленно тяжесть начала покидать мое тело, оставив чувство бесконечной слабости. Я лежал минуты две, что на самом деле заняло меньше доли секунды. Мир все так же заполнен тишиной, сквозь которую прорываются странные, ни на что не похожие звуки. Теплое коснулось моей руки, я повернул голову, струйки крови все еще в воздухе, но прижимаются к земле, как будто фонтан угасает.
Сенешаля сплющило, расплескало, голова лопнула, как спелая дыня. Кровь выбрызнула из ушей, рта, разломов в черепе. Из тела, прорвав одежду, торчат изломанные кости.
Над краем башни только-только появились головы. Видно, как выдвигаются, для них прошли секунды. Я набрал в грудь воздуха, напряг и распустил мышцы, вроде бы цел, хотел подняться, тут же мелькнула мысль: можно бы уйти вот прямо сейчас, незамеченным, но это же раскрыть свои возможности. Конечно, они не поймут, в чем дело, решат, что пользуюсь неким колдовством…
Я повернул кольцо обратно, сразу же сверху донесся крик, зашелестел ветерок. Я поднялся, помахал рукой, крикнул:
– Господь явил чудо!.. Господь мит унс!..
Сверху донесся восторженный вопль. Мгновение спустя послышался хриплый вопль Зигфрида:
– У нас он тоже… явил свою волю!.. Сэр Ричард, не двигайтесь, я спущусь вниз.
Во дворе слышался топот, с факелами в руках бегали не только воины, но и челядины. Дико ржала лошадь, кто-то пронесся на коне с развевающейся гривой, выбежала полная женщина и швырнула факел в бочку. Оттуда выметнулся огонь, осветил большой участок двора, я узнал женщину, что звала в первый день на обед. Молодец, мелькнуло в голове, сообразила. Надо вспомнить, как зовут. Ах да, Гертруда…
Загремели тяжелые шаги, в красном свете факелов показалась блестящая фигура. Красные отблески играли по доспеху, но я сразу заметил вмятины и глубокие зарубки по металлу. Зигфрид сказал ошалело:
– Ну и… ничего не понял!.. Я дрался с двумя, сзади напирали еще, и вдруг эти двое со стены вверх тормашками, а четверо… не поверите… с перехваченными, как у баранов, горлами!
– Почему? – ответил я твердо. – Поверю! Господь на нашей стороне!
– Похоже, – сказал Зигфрид с опаской. – Только бы не пришлось после этого…
– Что?
– Ну, делать что-то очень уж богоугодное…
Он замялся, я сказал твердо:
– Господу угодна такая наша служба. Потому и помог.
На дворе послышались новые голоса, появился Гунтер, за ним маячила огромная фигура Ульмана. Я на всякий случай пощупал обоих, в языках пляшущего огня ран не рассмотрел, но по телу прошел холод, зубы застучали, что значит, кто-то из них, а то и оба ранены… хотя нет, раз мне поплохело, то зато им похорошело.