Главный врач армии извещает меня письмом, что я должен отправляться в Демянск. Кажется, там сложилась критическая ситуация, так же как и в Новосокольниках.

На следующий день мы выезжаем в восточном направлении по маршруту наступления, но уже через десять километров безнадежно застреваем в каком-то перелеске среди наступающих колонн.

Проходят долгие часы напрасного ожидания под проливным дождем. Я вылезаю из машины и вдоль дороги пробегаю вперед на некоторое расстояние, чтобы разведать, что случилось и можем ли мы вообще сегодня рассчитывать на продвижение вперед. На обратном пути к машине я случайно замечаю в лесу странное место. Вся земля окрашена кроваво-красным цветом.

– Ради всего святого, Густель, – кричу я в ужасе, – посмотри сюда. Там, кажется, произошло массовое убийство, видишь вон те красные места?

Густель всматривается. Я думаю, что он сейчас испугается. Ничего подобного! Парень совершенно спокоен, молчит себе и только ухмыляется. Он что, тупой? Я в бешенстве.

– Что тут смешного?

Он по-прежнему ничего не отвечает, только улыбка на лице расплывается все шире.

– Но, господин капитан, – говорит он с непробиваемым спокойствием, – я не вижу тут ничего ужасного.

Жестом он показывает, что я слишком разволновался. Это еще больше выводит меня из себя, и поскольку теперь я хочу убедиться лично, то пробираюсь в глубь леса. Солдаты кричат мне вслед: «Осторожно, господин капитан, назад! Там мины!»

Разъяренный, я делаю еще два шага вперед. И остановившись, мгновенно соображаю, почему Густель так бесстыдно ухмылялся: вся земля плотно устлана спелой, ярко-красной брусникой. Сверкающие в сочных мхах редкого лиственного леса ягоды расстилаются багряными коврами. Высота кустов от 20 до 30 сантиметров, а красных сочных ягод на них в два, а то и в три раза больше, чем у меня на родине в Шварцвальде.

А мне померещилась кровь. Вот до чего дело дошло, люди здесь понемногу сходят с ума.

Нам снова приходится повернуть обратно. Легко сказать. Лишь с большими усилиями и при помощи нескольких автомобилей нам удается развернуться. Густель лавирует как может между машинами, продвигаясь по нескольку сантиметров, пока мы, наконец, не выбираемся из общей колонны. Затем мы едем обратно в Старую Руссу.

Я тотчас же звоню главному врачу и докладываю о сложившемся безнадежном положении: «Перевозка раненых в этой местности абсолютно невозможна».

Мой высокопоставленный начальник хранит молчание, чувствуется, что он подавлен. Вероятно, в данный момент не знает, что делать. Поэтому я добавляю:

– Все раненые непременно должны оставаться в своих медпунктах и полевых госпиталях. Другого решения в данный момент нет, господин генерал-майор. Завтра я снова буду пытаться проехать на восток. Демянск должны взять.

– Согласен с вами, профессор. Попытайтесь, и завтра вечером снова доложите мне, для нас это очень важно.

– Слушаюсь, господин генерал-майор медицинской службы. Конец связи.

Дальше за Холмом нет никакой связи. Непроходимые дороги в плачевном состоянии, к тому же частично они все еще заблокированы русскими. Дорога в Демянск тоже еще не свободна. На юге русские стараются вырваться из окружения и делают попытки прорваться у Молвостиц посередине между Демянском и Холмом. Здесь идут тяжелые бои. Вперед направляются трудовые колонны. Они готовят дорогу.