Вшить кожу удается совершенно точно – это не представляет никаких трудностей. Намного сложнее зафиксировать руку в нужном положении, поскольку вырезанный кожный лоскут ни в коем случае не должен оказаться в напряжении, иначе от недостатка питания он погибнет. Тогда все будет напрасно.

Этот метод восходит к традициям сицилийского семейства Таглиагоццо, которое, возможно, почерпнуло свои знания из Индии.

Я сгораю от любопытства, приживется ли пересаженная кожа.

Фронт уже давно утратил свою подвижность, он оцепенел. Наша служба стала монотонной и однообразной: объезды, осмотры, операции, доклады, обсуждения. Читаю двухчасовую лекцию двумстам студентам, которых отправили на фронт. Молодые люди с интересом следят за моими объяснениями – это радует.

Каждый раз, делая остановку в Порхове, я проверяю своего пациента. За него можно быть спокойным, он идет на поправку и понемногу привыкает к своему положению. Пересаженный участок кожи в полном порядке.

13 августа. Продолжение пластической операции. Первый лоскут хорошо прижился. Удивительно, за какое короткое время он сросся с новой тканью. Уже сегодня я могу начать проводимую в несколько этапов засечку прижившейся кожи.

Пациент радуется малейшему прогрессу и очень благодарит. Лишь бы мне сопутствовал успех.

Начало сентября, уже чувствуется приближение осени. Листья начинают менять свой цвет. Перелетные птицы собираются лететь на юг. Утки, аисты, журавли, хищные птицы и прекрасные сизоворонки стремятся прочь отсюда. Молча мы смотрим им вслед. На душе тревожно. Неужели зима снова близко? Дни становятся все короче и короче.

С аэродрома в западной части Пскова вылетает наш «Ju-52», который должен доставить меня в Демянск. Над Ловатью творится черт знает что. Зенитные установки палят не переставая, того и гляди собьют. Долететь без потерь – настоящее счастье. Нам это удалось. Наверное, скоро можно будет летать только по ночам.

Я снова останавливаюсь у Венка. Пропускная способность его госпиталя просто поражает. За девять месяцев осады Демянска этот полевой госпиталь оказал помощь 14 тысячам раненых и больных, что убедительно доказывает, какие потери мы несли из-за ранений и болезней. В госпитале бушует малярия. Врачей она тоже косит. Но поскольку опасных симптомов нет, никто не воспринимает эту болезнь всерьез. Так же как и при сыпном тифе, инфекцию переносят вши.

Я снова оказываюсь в «графстве», разъезжаю от одного госпиталя к другому. В одном полевом госпитале мы оперируем тяжелый случай газовой гангрены, ее коричневую форму. Она менее опасна. Голубая форма намного хуже, а самая опасная – белая газовая гангрена, ее трудней всего диагностировать. Коричневая окраска возникает в результате разложения крови.

Люди Венка построили в саду госпиталя баню. За ней присматривает молодой Иван – славный парень, преданный и отзывчивый. Хотя я себя не очень хорошо чувствую – приступы поноса снова вызывают мучительные судороги кишечника, – я все равно иду в баню попариться. Молодой русский тщательно растирает меня. И все равно мне дурно. Я предчувствую что-то недоброе. Дело в том, что какое-то время назад здесь, у Венка, я обнаружил у себя в рубашке вошь. Неужели эта бестия меня укусила?