– Все одно и то же. Бьют на жалость к детям, женщинам и рыбам.

– А рыба-то здесь причем? – не понял Кирпич.

– Зеленые возмущаются – много рыбы поглушили. Да якобы какие-то редкие породы попались.

– Хорошо, иди. Хотя нет, постой. Присядь пока, а я подумаю.

Все последние дни Кирпич вел бесконечные переговоры. С руководителями «итальянцев», «немцев», и прочих «шведов». То, что они требовали ритуального жертвоприношения, то есть головы Кудели, было нормально. На их месте так поступил бы каждый. Но под шумок они требовали передела сфер влияний. Надо было отдавать то, что было завоевано колоссальными силами и немалой кровью.

Голова Кудели – это не вопрос: можно считать, что Кудели уже нет. На сей счет «приказ по армии» Кирпич уже отдал.

Теперь же необходимо было как-то минимизировать возможные потери в бизнесе. И, сейчас это представлялось основной задачей, склонить общественное мнение в пользу русских. Любой ценой.

– В общем так, Олег, – принял решение Кирпич. – С сегодняшнего дня твоя основная задача – работать с прессой и телевидением. В средствах ты не ограничен. Встречайся с писаками, води их в кабаки, подсовывай баб, плати деньги. Но нас, русских, должны любить! – Он хлопнул ладонью по стопке газет. – И они будут нас любить, чего бы нам это не стоило!

Оля подсела на корейскую церковь капитально. То чувство единения, которое охватило ее на первой спевке, оказалось сильнодействующим наркотиком. Разумом она это понимала прекрасно. Вспоминала про ксендза из «Золотого теленка», который охмурял Козлевича. Читала и во многом соглашалась со статьями о вредных для слабых духом тоталитарных сектах – это была модная тема, которую мусолили все как одна московские газеты. Понимала, осуждала, но едва подходило время нового собрания – подхватывалась и мчалась туда, как на первое свидание.

Краткие проповеди она пропускала мимо ушей, воспринимая их как обязательное упражнение перед главным чудом – хоровым пением. Здесь, среди прихожанок, она многих знала уже в лицо, но не знакомилась. Почему-то ей не хотелось вступать в личные контакты с «сестрами». Ей казалось, что это может нарушить ту гармонию, которая воцарялась в ее душе, когда она пела вместе с ними. Впрочем, ей уже были известны имена девочек, затащивших ее сюда. Беленькую звали Варей, а темненькую – Сюзанной.

Единственное, что ее всякий раз немного смущало – так это те нехитрые подарки, что корейский приход раздавал как награду за посещение собраний. Притом подарки раздавались по окончании действа. Варя объяснила ей:

– Это чтобы не разбегались. А то мы вначале сразу давали, так они хитрые – подарок возьмут и уносят, а у нас зал полупустой.

Оля же приходила сюда за общением, точнее, за музыкой, в которой одной она и искала этого самого общения. Однако подарки всякий раз брала, всякий же раз отмечая про себя их низкое качество и полную непрактичность. У нее скопилась уже уйма этой дряни, которую она прятала подальше, в шкаф: искусственной кожи пояс с «золотой» огромной пряжкой, глянцевая ключница, сразу сломавшийся фонарик-карандаш, трусы на потрескавшейся резинке…