— Да помоги же! — отчаянно крикнул он.

Любуша на этот раз оказалась добрее. Она попридержала челнок Вадима, и это дало ему возможность ухватиться за борт.

— Ну, теперь выкарабкивайся сам! — сказала она. — Да в другой раз не лезь к чужим невестам. А теперь прощай! Помни, никому не скажу об этом... Пожалею.

В несколько взмахов весла она очутилась далеко впереди Вадима и скоро скрылась за поворотом речки.

Вымокший старейшинский сын дрожал всем телом. Когда он почувствовал, что счастливо избежал опасности, злоба снова проснулась в нём.

— Отомщу! За всё отомщу! — скрипел зубами он. — А ты помни: будешь моей или умрёшь...

Кое-как ему удалось поймать весло. Он снова пустился было в погоню за Любушей, но настигнуть её уже не удалось.

Целую ночь не мог Вадим заснуть. Только по временам впадал он в забытье, и тут ему представлялась Любуша в объятиях ненавистного Святогора.

Скрежеща зубами, Вадим вскакивал со своего ложа и, грозя кулаком невидимому врагу, шептал:

— Отомщу! Убью...

Когда Гостомысл и Стемид в сопровождении старого Витимира, степенных и старших бояр и «концевых» старост вошли в горницу, там уже ожидали начальники норманнского отряда, прибывшего недавно в Новгород, ярлы Руар и Инглот, и старший из них Фарлаф — седой старик с испещрённым многими шрамами лицом и кривой на один глаз.

Они громко приветствовали появление хозяина.

Наскоро объяснил им Гостомысл, что новгородское вече вполне согласно на все их предложения и разрешает им свободную торговлю во всех с новгородских пятинах, а также и во всех попутных весях.

— Вот это хорошо! — крякнул Фарлаф. — Не с пустыми руками прибудем мы на родину. Думаю, много мехов прикопилось за это время...

— Ещё бы! На пути вашем все звероловы живут, да в землях Полянских и у древлян немало нашлось для вас дорогих мехов.