— Дело не в том, что я не люблю людей. Просто мне достаточно одного.
М
Отпустил студентов пораньше и решил выпить чаю на кафедре. В помещении никого не было, кроме молчаливой мебели. Включил электрический чайник. И пока вода закипала, зашел к себе на почту. Было одно письмо от Майи:
Я позвоню однажды, плюнув молчанием в трубку, так, что голос твой, мягкий, его не перекричит. Ты поймешь по мелодии тишины и дыхания, что я скучаю… день, два, на третий я становлюсь безумной. Безумным достаточно слышать чье-то: «Алло, кто это?» Может быть, в день, когда тебе будет чудовищно плохо, осмелюсь сказать: «Это я, хочу быть рядом, завернутая в твои объятия, опьяненная ночью, готовая танцевать в утренних лучах занавесок».
Хочется заснуть у тебя на груди, чтобы ты думал обо мне своим сердцем. Порой мне кажется, что твои пальцы, глаза, кожа для меня важнее своих. И когда я жду долго, а тебя все нет, начинает мерещиться, что нет меня, а не тебя. Жаль, что жить нам приходится раздельно: ты в моем сердце, я — в твоем.
И последнее. Я понимаю, если бы ты хотел меня увидеть, то не снился бы так часто. Позвони мне, когда я приснюсь тебе.
Твоя Майя.
Майя мне не снилась, но я не стал затягивать с ответом:
«Я понимаю, что тебе некогда, потому что ты любишь меня, но хочу, чтобы ты себя любила тоже… и гораздо крепче».
— Ну и что здесь общего со мной? — говорила она мне в трубку, я представлял ее удивленные серые зрачки.
— Ты должна догадаться сама.
— Что значат эти три полосы? Серая, голубая и розовая.
— Хорошо, я тебе помогу. Прислони холст к стене и встань рядом.
— Ну, встала. И что?
— Первая линия связана с твоей головой. Что есть серого в этой части?
— Мозг.
— Ну, кроме.
— Глаза.
— Хорошо! Теперь третий, расстегни свою кофточку.
— Что за детский сад?
— Какого цвета у тебя белье?
— Я поняла. Но сегодня на мне белое. А что же тогда означает голубая полоса посередине?
— Это твой внутренний мир.
— Концептуальненько. Повешу у себя в спальне, если ты не против.
К
Я завернул аккуратно холст, окинул взглядом мастерскую и уже собирался выходить, когда позвонил Клим.
— Бонжур, Алекс!
— Салют, Клим! Какими судьбами?
— Вот соскучился, решил тебе позвонить.
— Да ладно тебе. Я думал, художники не умеют скучать.
— А что, они не люди?
— Нет, не люди. Они для этого слишком гуманны.
— Ты прав, трудно быть человечным среди людей. Я хотел тебе приглашение отправить на свою выставку. Подумал, вдруг ты захочешь Париж посмотреть и меня заодно?
— Спасибо, дружище! Я с удовольствием, если карта ляжет. А когда выставка?
— Через месяц. Думаю, достаточно времени для тебя, чтобы собраться с мыслями. Хотел твой адрес узнать и почтой отправить приглашение.
— Прямо так все официально.
— Вдруг забудешь.
— Память мне изменяет, конечно, но не с тобой. Хорошо, записывай…
Я продиктовал ему свой адрес и добавил: Алексееву Максиму Леонидовичу…
— Имя я еще помню, Алекс. Как там твоя любовь?
— Натоптала и ушла.
— А тебе теперь мыть?
— Уже прибрался.
— Радуйся! Будь она настоящей любовью, не уходила бы.
— Ты знаком с настоящей?
— Конечно, я с ней живу. Жена недавно приехала, правда, ненадолго.