— Вы любили когда-нибудь? — не пришло ничего лучшего на ум.
— У вас все в порядке? — отодвинулась она от меня.
— Да, но вопрос-то простой.
— Конечно, любила, — взялась она крепче за поручень.
— Сильно? — Я улыбнулся искренне.
— Достаточно, — пыталась она отвести глаза.
— Как вы думаете, любовь с первого взгляда существует? — развращал я ее добродетель синим-синим как небо взором.
— Я в метро не знакомлюсь и тем более не влюбляюсь, — поправила она сумочку.
— А что вам мешает? — поддержал я ее за руку, когда поезд качнуло.
— Романтики не хватает, — чувствовала она мою ладонь, а я, казалось, ее учащенный пульс.
— Так считаете?
— Извините, я плохо считаю, — улыбнулась помадой незнакомка.
— Я выйду сейчас, вы ее сразу почувствуете, — диктор объявлял мою остановку.
Двери открылись, и я вышел. Помахал рукой, а она мне из-за стекла ресницами. Тоннель всосал поезд, словно рот макаронину. Незнакомка увезла с собой всю мою романтику.
Фаршированный перец
Я приехал домой раньше обычного. Никого. Только кот выбежал радостно навстречу.
— Сейчас тебя покормлю, — содрал я ботинки и сразу прошел на кухню. Насыпал ему в миску кошачьей радости и потрепал по загривку. Том весело принялся грызть еду. На кухонном столе лежала записка, даже целое письмо:
«Помнишь теплые ночи? В них как в бездонной ванне, мы плавали словно рыбы, лишенные чешуи, чувствительные как поцелуи, плавленые сыры.
Помнишь?
Они были маленькие, дети наши — мурашки, бегали между нами, ветреные, возбужденные, углубляясь в те зоны, которые я бросила контролировать, как только тебе поверила.
А как я смущалась?
Ты первый, кто их растрогал, открыл. Чувствуешь, как я скучаю, я брежу прикосновениями, страх проник подсознательно, выстелился подкожно, вдруг ты больше никогда не придешь, не дотронешься. Страх солнечных жировых прослоек, вдруг ты найдешь меня худой или толстой, бледной и неухоженной? Вяну и сохну, мне нельзя без тебя. Моя влага, мой дождь, вызывающий дрожь на поверхности моря, моя слабость, мое беспокойство. Я — твое фортепиано. Пальцы роскошные, пусть они сыграют подушечками серенаду спокойной ночи, я усну скучающая.
Твоя вторая любимая кожа.
Я тебя люблю.
P.S. Лучше бы это был кто-нибудь другой».
Жутко захотелось увидеть ее и потрогать. Я поставил чайник, взял телефон и позвонил:
— Ты меня растрогала. Я не думал, что у нас все так серьезно. Обещаю тебе вечную любовь.
— Лучше пообещай себя, любви у меня достаточно.
— Когда приедешь?
— Ты соскучился?
— Скука — это мое любимое развлечение.
— Нет, скучный ты мне совсем не нужен.
— Хорошо, я приготовлю на ужин что-нибудь.
— Что это будет?
— Разобранная постель с голым мужчиной.
— Я действительно голодна.
— Я тоже. После твоего письма у меня закипело внутри.
— Я слышу только чайник. Выключи его уже.
— Чай придется пить одному, — снял я чайник с огня.
— Буду часов в шесть. Люблю.
Оливье
— Молчание не перекричать. Тем более твое. Что на этот раз? — разбил я наконец тишину.
— В каждом молчании своя истерика.
— В каждом молчании свое болото, — возразил я.
— Вчера у тебя не было слов, сегодня у меня. Вечером ты забыл их в кафе, наверное, или где ты там шлялся. Люди делятся на три категории: одни говорят правду в глаза, другие врут не моргая, третьи молчат: они берегут зрение. Ты из каких?