Между тем генерал Уваров, не обратив на слова Стеймацкого ровным счетом никакого внимания, точно так же, как перед тем проигнорировал полковника Шуга, активировал связь, поднес радиотелефон к губам и коротко приказал:

— Двое с носилками. Палата номер десять, второй этаж.

И снова, как это произошло уже с казачьим полковником, за Уварова ответил безымянный штатский:

— Я не ослышался, господин профессор? — спросил он. — Вы ведь только что сказали, что раненый неоперабелен? Ведь так? И безнадежен?

— Да, — опешил Стеймацкий. — Я так сказал и… Но…

— Считайте, что войсковой старшина уже умер, — тихо, но твердо остановил его мужчина. Сейчас он казался таким же старым, как и генерал-полковник.

— Но он же еще жив, — возразил Николай Евграфович.

— Есть разница? — спросил штатский. — Я имею в виду для вас? Или вы все-таки собираетесь его оперировать?

— Оперировать? — Стеймацкий и сам не знал, что тут сказать. Логически штатский был прав, но с другой стороны…

— Вот видите! — пожал плечами мужчина. — Оперировать вы его не будете. Помочь не можете. Летальный исход гарантирован. Так чего же вы спорите?

— Куда вы хотите его забрать? — сдался Стеймацкий.

— А какая вам разница, Николай Евграфович? — вмешался в разговор генерал.

— Ну как же! — снова опешил Стеймацкий. — Документы же надо оформить на перевод.

— Ах, да! — кивнул Уваров. — Отчетность.

Он достал из нагрудного кармана френча блокнот и паркеровское перо и быстро что-то написал на первом листке, который тут же аккуратно отделил от прочих и протянул Стеймацкому.

— Вот, пожалуйста, господин полковник.

Стеймацкий принял бумагу и поднес ее к глазам. На бланке Лейб-гвардии Астраханского полка было разборчивым почерком написано:

— И это все? — удивленно спросил Стеймацкий, поднимая глаза на генерала. — А имя?

В этот момент, дверь тихо отворилась и в палату вошли два гвардейца в полевой форме с носилками в руках.

— Какое имя? — рассеянно спросил генерал, оборачиваясь к своим людям. — Берите! — приказал он им, кивая на раненого. — Только осторожно.

— Есть, — вытянулся перед ним гвардеец с нашивками сержанта.

— Исполняйте.

— Имя того, кого вы… изымаете, — напомнил о себе Стеймацкий.

— Вот вы его и впишите, — предложил генерал, следивший за тем, как его солдаты перекладывают раненого с кровати на носилки.

— Но я его не знаю!

— И я не знаю, — пожал плечами генерал, оборачиваясь к совершенно сбитому с толку Стеймацкому. — У него же не было документов, и сопроводительного письма не было. Так что даже не знаю, что вам посоветовать. Простите, служба. Честь имею! — коротко кивнул он Николаю Евграфовичу, завершая разговор, и, повернувшись, пошел за солдатами, вынесшими уже раненого в коридор.

— Честь имею! — щелкнул каблуками полковник Шуг и тоже вышел.

Задержался в палате только штатский. Он обвел взглядом койки, на которых лежало еще трое безнадежных, находившихся, как и следовало ожидать, без сознания, задержал его на мгновение на притихшей и даже как будто уменьшившейся в размерах Синицыной и наконец посмотрел в глаза Николаю Евграфовичу.