— Да, я в Москве у Тамарочки гостила. Кабель её запил опять. Вот взяла Вадика к себе на недельку. Чего ему пьяные скандалы слушать! — откровенничала бабушка Вадика, стараясь хоть кому — то излить, болевшую за дочь, душу.

— Видимо жизнь здесь проходит у всех на виду и тут принято всем знать обо всех и обо всём. Кто с кем в ссоре, с кем гуляет соседкин муж, кто неизлечимо болен и от кого родила пятнадцатилетняя девчонка с соседней улицы, — подумала Лариса, даже не обратив внимания на набор до боли знакомых ей имён.

— А, что у Надежды Васильевны свет горит? Продали что ли дом? — удивилась Зинаида Семёновна тому, что такое событие прошло мимо её ушей.

— Нет, не продали. Кто ж его купит — развалюху такую? Если что только под снос! — рассказывала словоохотливая женщина. — Это Вера Позднякова приехала, дочка Надина. Я её сегодня в магазине встретила. Смурная такая, прямо лица на ней нет. Зато шуба дорогая. Видать, что в Москве не бедствует!

Ларису будто ошпарили кипятком. И она решительно шагнула в сторону Вериного дома, опять одолеваемая приступом неконтролируемого гнева.

Но от соседнего дома потянуло едва различимым запахом гари.

И Лариса увидела отделившийся от забора призрак девочки, той которая кружила среди снежинок возле её окна. Вместе с девочкой зима вокруг сменилась солнечным весенним днём. Злая бабка новой метлой подмела чистый двор, подчищая за собой зло предыдущей Вальпургиевой ночи. Завершив уборку ведьминским ритуальным костром, бабка ушла за водой. А не прогоревший костёр дыхнул адским пламенем, жадно сожравшим тело беззащитного ребёнка.

Лариса передёрнулась. Кругом опять стало темно. Запах гари потянулся к Вериному дому. Был сильный мороз. Окна Вериного дома покрылись ледяным узором. Сквозь него едва пробивался тусклый электрический свет.

Укутанная Вера сидела в кресле и читала книгу. И, недоумённо взглянув на вошедшую Ларису, замерла от жуткого предчувствия, тупо припоминая, неужели она не закрыла дверь на задвижку?

Ларису трясло: вот она, та, что погубила Вадима! И значение, нарисованного вокруг кресла круга было ей понятно, как ни кому другому. Стоя в проёме распахнутой двери и глядя на своего врага, Лариса читала заклинание, вложив в него всю ментальную силу.

В воздухе старого дома, вонявшем сыростью и угарным газом от печки, поплыло безумие.

Вера смотрела на Ларису исподлобья. Она вспомнила счастливую сноху Дмитрия Антоновича, ни за что буквально купавшуюся в золоте. Слёзы гнева и бессилия застили ей глаза.

Вдруг вокруг неё вспыхнул синий огонь и начал расползаться в разные стороны. Вскоре загорелось и кресло, на котором сидела обездвиженная Вера. Глядя ненавидящими глазами, она лишь беззвучно открывала рот, словно ей не хватало воздуха.

Когда — то бабушка научила Ларису призывать огонь себе в помощь. И теперь он полыхал, закручиваемый вихрем силы, которую не каждому было дано разглядеть.

Чувствуя опаляющее дыхание огня, Лариса, пошатываясь, вышла на улицу. Она прислонилась к забору. Сердце галопом скакало в её груди. Постояв с минуту, она пошла прочь.