«Зайти, что ли, к Гленву Дарвеллу, подробности узнать? – усмехнулся я. – Уж он-то явно в курсе. Сказать, что мама послала, и тогда он точно не откажет. Только чем объяснить ее внезапный интерес?»
Голова немного побаливала. Эти негодяи, Густав с Рамсиром, принесли не пару бутылок шампанского, а целых полдюжины.
– По бутылке на рыло, – объяснил Густав, – и еще одна, на всякий случай. А чего? Отмечать так отмечать!
Ну мы и отметили. Шампанского конечно же не хватило. Тогда Ковар вспомнил, что у его матери есть отличная наливка, и в ход пошла уже она, что явно было лишним. Чтобы, вернувшись, его мама не стала возмущаться, мы придумали отличную историю. Мол, Ковар, продал наливку какому-то человеку, которому захотелось выпить. И денег этот любитель домашних крепких напитков заплатил столько (мы для этого специально скинулись), что матушка Ковара должна благодарить неведомого ей придурка ближайшие несколько лет.
Ни с того ни с сего вспомнив о скором замужестве Кристины, я вдруг расчувствовался, и все дружно принялись меня утешать.
«Кристина, – говорили они, – конечно же красавица еще та, даже похлеще Сесилии будет, но зачем теперь она нужна, когда у тебя есть сама Сесилия? И вообще, тебе давно уже стоит свыкнуться с мыслью, что от женщин всегда только проблемы и неприятности».
Я лишь согласно кивал головой.
Потом я долго умывался во дворе холодной водой, а когда, окончательно придя в себя, вернулся в дом, то увидел, как Густав прикуривает папиросу от целого веера подожженных купюр. Тут-то я и разогнал всех их спать, благо отец Ковара должен был вернуться с работы только к обеду.
По дороге в студию Слайна я купил себе отличную новую куртку, куда лучше той, о которой так давно мечтал. А заодно и несколько дорогущих кисточек из соболя – мечту уже самого Слайна. Их кончики не распушаются, и потому ими можно делать самую тонкую работу. Дверь мне снова открыла Лаура, и она вела себя уже настолько по-хозяйски, что вскоре по студии в одних панталонах разгуливать начнет. Слайн подарку очень обрадовался, но долго не мог поверить, для кого именно он должен написать картину. А когда наконец убедился, что я не вру, ему вдруг пришла мысль: не согласится ли Сесилия ему попозировать?
– Сейчас! – Мне сразу пришлось поставить его на место. Еще не хватало, чтобы та сидела здесь голой, а этот маляр на нее пялился! – Лауру свою малюй! – заявил ему я, благо та успела куда-то исчезнуть. На том и договорились. Когда я, приняв ванну, выходил из дома, мой компаньон уже вовсю грунтовал холст, причем с явным воодушевлением.
К дому Сесилии я подходил с затаенным волнением. Как будто бы и было у нас все, и расстались самым замечательным образом – при прощании она сказала мне, что с нетерпением ждет следующей нашей встречи, но сомнения все же оставались. Вокруг нее крутится множество мужчин – богатых, успешных, знаменитых, и вдруг – я, по сути, никто, пустое место. Собственно, именно поэтому я не удивился, когда, открыв незапертую дверь, еще с порога услышал сочный баритон. Естественно, мужской – у женщин баритонов не бывает. Сам не пойму, как сразу же не повернул обратно. Убедив себя, что обладателем этого голоса может быть, например, какой-нибудь импресарио и встреча у них деловая, пусть и время не самое подходящее, я и вошел в гостиную.