— Верно, черт побери!..
На лице Бака отразилась панически напряженная мозговая работа. Я предложил механику высказаться, но он не слушал меня. Он хотел разгадать секрет моего «ясновидения» и спросил для проверки:
— Скажите, какую особенность Нортона я уловил?
— Запах,— ответил я.— Запах одеколона «Антарктида».
— Но ведь я никому...— пролепетал он. Краска бросилась ему в лицо.— Ни единым намеком!..
— Успокойтесь,— сказал я с досадой.— Никто, разумеется, ничего мне об этом не говорил. И я, понятно, не факир-ясновидец. Все значительно проще: исходную информацию вы дали мне сами.
— Насчет моторной памяти и ощущений борьбы — это я понимаю,— упорствовал Бак,— Те двое... Да... Вы, должно быть, заметили, как я обхаживал их, и догадались. Ведь, кроме всего прочего, вы еще и психолог.
— Вот именно.
— По поводу Нортона... Да, здесь тоже логично. А вот насчет запаха!.. Я ведь только сегодня и уловил!
— Утром,— добавил я.— Около трех часов назад. Когда столкнулись с Нортоном у входа в кафе.
— И это вы знаете!..
— Почему бы и нет, если я сидел в кафе недалеко от двери и все прекрасно видел. По выражению вашего лица я догадался, что встреча с Нортоном чем-то вас поразила. На мой приветственный кивок вы не ответили, слепо и бестолково прошлись между столами и ушли не позавтракав. Тогда я, конечно, не знал, что вы торопились в отсек гигиены. Вы торопились вспомнить по свежим следам запахи кое-каких парфюмерных изделий. Результаты ваших экспериментов с душистыми аэрозолями я ощутил. И понял, хотя и не сразу, чем это пахнет... Надо ли говорить, насколько хорошо мне известны парфюмерные вкусы ваши и Нортона?
— Теперь не надо,— сдался наконец Бак.
— Не обижайтесь. На психолога не стоит обижаться за то, что он психолог. Открытие сделали вы, я о нем догадался, и только.
— Это открытие нам ничего не дает,— заметил механик.
Я посмотрел на него.
— Ведь дело-то теперь не наше,— пояснил он, опустив глаза.— Я понял так, что по медицинской части у вас претензий к Нортону нет. Психика у него в порядке, и свои поступки он сознает. В общем... вы как хотите, но что до меня, то скажу откровенно: связываться с Нортоном я больше не желаю. Неприлично как-то, знаете ли, затевать драки с членом командного совета корабля. Пусть ломает экраны, если ему это нравится.— Бак махнул рукой и поднялся.— В конце концов, лишний десяток экранов можно сменить, а мне мои зубы дороже.
Уходя, Бак осторожно полюбопытствовал, намерен ли я как-то использовать новые обстоятельства, и, когда я ответил, что нет, не намерен, вздохнул с облегчением. Ужасно ему не хотелось расстраивать нашего капитана...
Итак, раскрыв инкогнито «диверсанта», мы словно связали себя по рукам и ногам. Своеобразие личных качеств «экранного злоумышленника», уровень его служебного положения на корабле лишали нас, дилетантов, практически всяких надежд добраться до истины — тут хоть лопни от любопытства, как выразился бы старина Бак. Зачем понадобилось Нортону ломать экраны? Имеет ли Нортон отношение к загадочной истории о чужаке? Если да, то какое? Ни на один из этих вопросов я до сих пор не знаю ответа. Я, разумеется, совершенно отчетливо понимаю, что тайное битье экранов не есть экстравагантный каприз или, если хотите, некий ритуал абсурда, однако более правдоподобной версии просто-напросто не имею. Вот, пожалуй, и все, что по этому поводу я могу сообщить...