— Смущает. В том плане, что мы, очевидно, плохо работаем. Не знаю, надо ли ставить это в упрек только отделам Наблюдения, но ситуация совершенно скандальная: сегодня мы занимаемся тем, чем обязаны были заняться, по крайней мере, лет восемь назад...

— А в идеале сразу после злополучного рейда «Лунной радуги»,— подхватил Гэлбрайт.

«Пароксизм самобичевания,— подумал Фрэнк.— Каждый раз та же самая песня: плохо работаем, недосмотрели, недоучли... Неужели им никогда не понять, что идея «космической предусмотрительности» — это просто мыльный пузырь ненормально большого размера?!»

— Простите,— не выдержал он,— вопрос можно?

— Можно,— позволил шеф и свирепо взглянул на часы.— Но учтите, Полинг, времени у вас немного — на полсекунды больше, чем продлится безобразное молчание аналитиков.

— Спасибо, учту.— Фрэнк обратился к Никольскому: — Мистер Никольский... вот вы говорите: плохо работаем. Верно. А почему, как по-вашему?

На лице Никольского появилось странное выражение. Бесцветным голосом он произнес:

— Полагаю, это не относится к предмету нашего следствия.

— Вы правы. Это относится к направлению нашей стратегии в целом.

— Ах, стратегии!..— повторил Никольский, и странное выражение на его лице обозначилось еще отчетливее.

— Хочу заранее вас успокоить: в мои намерения не входит праздное вопрошательство,— продолжал Фрэнк.— Я для этого слишком рационален. Итак, я осмелился затронуть тему, которая в нашей служебной среде, мягко выражаясь, не популярна... Волею судеб, или, лучше сказать, под давлением обстоятельств, создано Управление, определены задачи, укомплектован штат — два чудовищно разбухших филиала. Солидные средства, грамотный персонал, новейшая техника, а работаем из рук вон... Скверно, в общем, работаем. Вот вы помянули отделы Наблюдения... А если глубже? Если нет у нас гибкой функциональной программы? Ведь не секрет, что наши рабочие методы сплошь и рядом себя не оправдывают. А может быть, вообще дело не в этом и мы и наши методы здесь ни при чем? Может, дело в природной ограниченности функциональных возможностей нашего мозга?

— Э-э... в каком это смысле «природная ограниченность»? — осведомился Никольский.

— В прямом. Или, если хотите, в буквальном. Природа, видите ли, сконструировала мозг в условиях Земли и для земных условий. Насчет космических она в силу известных причин просто не думала. За нее теперь думаем мы. И думаем, как показала практика, плохо, потому что думать нам приходится мозгом сугубо земным, который с грехом пополам разобрался в домашних проблемах родимой планеты. Да и то...

— Но ведь то, о чем вы говорите, тоже входит в сферу «домашних проблем», не так ли?

— Да, но с космической спецификацией. Разница есть.— Фрэнк уже пожалел, что затеял эту дискуссию: шеф тяжело ворочался в кресле, прямо-таки излучая неудовольствие.

— Свой резон в этом, конечно, имеется,— согласился Никольский, и в глазах у него отразилось нечто такое, что Фрэнка задело: нечто вроде терпимости страуса к экспансивным выходкам молодого наглого воробья.— Размышлять земным умом над загадками космоса действительно... э-э... неудобно. Если я правильно понял, вам очень не нравится слабая приспособленность нашего мозга к оперативным оценкам космических неожиданностей. Кстати, мне тоже. Вы имеете предложить что-нибудь... гм... позитивное?