Итак, герой «Филиала» встречается со своей первой любовью спустя тридцать лет после начала истории. Такой вот роман «Тридцать лет спустя». Они двадцать лет назад расстались, пятнадцать лет не виделись. Она влюблена в какого-то Ваню, беременна от какого-то Левы; герой женат и предан своей семье и двум детям. Но любовь, которую терзали ревность и унижение, вранье и непредсказуемость, любовь, которая исковеркала юность, обрекла на мучения, никогда не проходит окончательно, она всегда может вернуться и заявить о своих правах. И человек оказывается бессилен перед ней, как перед террористом-смертником.
Есть фронтовики, которые считают войну лучшим и самым значительным периодом своей жизни, им недостает в мирном существовании выстрелов, взрывов, смертельной опасности; так и несчастные влюбленные — истерзанные, измученные и брошенные — скучают в объятьях верных и добрых супругов. Им хочется бури, страданий, самоубийственной роскоши несчастий. Виктор Шкловский как-то сказал, что он так настрадался, ища любви Эльзы Триоле, что теперь способен испытывать только любовь счастливую. Но Довлатову (разумеется, его герою) невозможно было отказаться от горестей, ибо из горестей вырастала проза, ради которой он жил на свете.
Герой «Филиала» перечисляет все несчастья, которые свалились на него из-за любви к Тасе. Из-за нее он бросил университет, из-за нее попал в армию. Она изменяла, чуть не вынудила к самоубийству. Она была жестока, эгоцентрична, невнимательна. И вдруг следует неожиданное признание: «Всё так. Откуда же у меня тогда это чувство вины перед ней? Что плохого я сделал этой женщине — лживой, безжалостной и неверной?»
Думаю, ответ очевиден: он сделал из нее, как и из всей своей жизни, литературу. Их финальный диалог может поспорить с лучшими короткими диалогами Хемингуэя, которому Довлатов, по его уверениям, пытался подражать в юности.
— Ну, ладно, — говорю, — прощай.
— Прощай… Когда же мы теперь увидимся?
— Не знаю, — говорю, — а что? Когда-нибудь… Звони.
— И ты звони.
— Куда?
— Не знаю.
— Тася!
— Что? Ну что?
— Ты можешь, — говорю, — сосредоточиться?
— Допустим.
— Слушай. Я тебя люблю.
— Я знаю.
— По-твоему, это нормально?
— Более или менее… Ну все. Иди. А то как бы мне не расплакаться.
Как будто не она уже рыдала только что минут пятнадцать.
Этот финал оказывается ложным. Доведя лиризм до высшей точки, Довлатов расправляется с ним, низводя до бытовой сатиры. Герой уже стоит в дверях, но Тася, сосредоточившись наконец, просит снабдить ее деньгами. Он отдает ей какую-то сумму, она говорит, что надеялась на большее. Тут они расстаются. Но и это обманка. В самом финале романа, уезжая из гостиницы, где произошла загадочная и мучительная встреча, герой вдруг опять видит Тасю:
Ее вел под руку довольно мрачный турок. Голова его была накрыта абажуром, который при детальном рассмотрении оказался феской. Тася прошла мимо, не оглядываясь. Закурив, я вышел из гостиницы под дождь.
Эти слова были написаны в 1987 году, за три года до смерти писателя. И за три года до той ошеломляющей популярности и славы, которая пришла к нему после смерти. Он о ней грезил, но при жизни она оказалась недостижимой, пришлось умереть, чтобы ее добиться…