– Ничего себе!

– Куда же он пойдет?

– Вот это да!

– С чего бы это он?

– А что произошло-то?

– Правильно, Сидорыч, – раздалось из общего гула. – Так им и надо!

– Что?! – яростно сверкнула глазами Алевтина Петровна. – Да как вы смеете? Вы должны ходить в школу, понятно вам? И будете это делать, что бы вы там себе ни насочиняли! Это ваша работа! У нас еще никто не отменял обязательного образования. Так что будьте добры присутствовать на занятиях! А если у кого-то есть более важные дела, чем школа, то с ними будет разговаривать милиция. Сами не в силах дойти до школы – вас будут приводить на занятия принудительно. И если у вас не хватает мозгов думать о себе, то подумайте хотя бы о своих родителях! Как они это переживут?

Последние слова снова потонули в гуле возмущения. А Сидоров все так же невозмутимо стоял на сцене, словно не он был виновником этого шума.

– Вот это червяки дали! – качала головой Аська. – Что это он? Не ходил бы в школу – и не ходил. Зачем он со своим заявлением поперся к завучу?

– Это он из-за того, что его перевели в другой класс, – со знанием дела сообщила Жеребцова. – Генку давно уже пытались к старшим засунуть, а он все отказывался.

– Ну и отказывался бы дальше, – пожал плечами Константинов. – К чему весь этот балаган?

– Так это же он из-за любви, – вдруг встрепенулась Светка.

Генка равнодушно смотрел на бушующий партер, где расположился 9 «Б», и на мечущуюся перед сценой завуча. Кто-то из червяков вскочил, пытаясь дотянуться до Сидорова.

– Все равно я туда ходить не буду, – негромко произнес Генка.

9 «А» потрясенно молчал. Это дело их не касалось. События с червяками только укрепили между ними стену непонимания и отчуждения.

– Значит, так, девятые классы! – Алевтина больше не кричала. Она просто говорила, но те, кому надо, слышали ее хорошо. – Я вас предупреждаю последний раз! Либо вы начинаете нормально учиться, либо у всех , – с особым ударением произнесла она, – возникнут большие проблемы с поступлением в хорошие учебные заведения. Да и родители, я думаю, проведут не один малоприятный час в кабинете у Надежды Валерьевны. Может быть, директор сможет их в чем-нибудь убедить.

На этих словах Алевтина Петровна порвала листок, которым она до этого размахивала, как знаменем, бросила обрывки на пол и ушла, возмущенно цокая каблучками.

Тут бы и подняться праведному народному гневу – все же не стоило, пусть и завучу, так с ними разговаривать. Но все молчали, глядя, как Генка подбирает с пола остатки своего послания.

– Сидоров, сядь, – негромко приказал Червяков, выходя к сцене.

Генка послушно нырнул в ряды родного класса. Раздались одобрительные возгласы. Несколько рук попыталось притянуть Сидорова к себе, но он сел рядом с Васильевым.

– Ну, что будем делать? – Юрий Леонидович остановился ровно на том месте, где минуту назад стояла Алевтина Петровна.

– Какое безобразие! – ахнул притворный голос с последних рядов. По залу прокатились смешки.

– Ничего не будем делать, – поднялся Васильев. – Генка тут совершенно ни при чем. Если человек не хочет переходить в старшие классы, зачем его заставлять?