Мы все делали то же самое, – говорит Рэй. – Мы все взяли её в оборот, таким образом отвлекая.
О, не все мы! – говорит Билл Сиддонз, который был тогда симпатичным девятнадцатилетним парнем и гастрольным менеджером “Doors”.
Рэй рассказал такой случай:
Да, мадам, он здесь, я видел, как он сюда входил.
А я видел, как он отсюда выходил, – добавлял Сиддонз, подыгрывая.
Клара рано приехала на концерт, и услышала замечание Билла:
Что-то не в порядке с РА* [*РА – 1) аппарат; 2) личный счет]?
Клара не знала, что такое РА, но спросила:
Что вы имеете в виду? Что не в порядке? Где Джим? Что случилось с личным счётом моего сына?
Тем вечером Клара и Энди стояли у сцены рядом с Тоддом Шиффманом, который уверял их, что они встретятся с Джимом после концерта. Клара была ошеломлена, а Энди смутился от того, как в тот вечер Джим спел “Конец”. После вопля “Мать? Я хочу… ТРАХНУТЬ ТЕБЯ!” он бросил незаметный взгляд на мать, и потом прокричал эту фразу ещё раз, теперь показывая зубы.
После концерта Тодд отвёл Клару и Энди в гостиничный номер, где, как им сказали, Джим ждал с ними встречи, но там он признался, что Джим уже уехал в Нью-Йорк, чтобы участвовать в Шоу Эда Салливана.
Каждую ночь за кулисами театра Эда Салливана на Пятьдесят четвёртой улице творился бедлам. Иногда там бывало более ста человек гостей, плюс обслуживающий персонал. В коридорах и гримёрках раздавались звуки настройки, шум микрофонных стоек, сопрано, чечётка, а персонал разносил кушанья, пытаясь организовать неуправляемую толпу.
В своей гримёрке “Doors” обнаружили Боба Прехта. Это был зять Эда Салливана, столь же приятный, как и хозяин шоу.
У нас есть маленькая проблемка, – сказал Прехт, держа кольцом указательный и большой пальцы правой руки. – Ничего важного, но…
Четверо “Doors” перебросились вопросительными взглядами.
Это по поводу песни “Зажги мой огонь”, которая, на мой взгляд, просто замечательна.
“Doors” по-прежнему молчали.
Так вот, по радио – наше шоу передают по радио – то есть, я имею в виду, CBS, нельзя петь слово “higher”. Я знаю, это глупо, – он драматически пожимал плечами и жестикулировал, – но мы должны будем слегка переделать песню. – Он вытащил из кармана пиджака клочок бумаги и прочитал: – Это строчка “Девочка, мы не сможем достичь ещё большего кайфа”.
Джим и остальные не удивились. Разве их собственная компания звукозаписи не вырезала слово “high” из песни на первом альбоме? Джим также знал, что неделей раньше на другой программе CBS подвергли цензуре Пита Сигера – в популярном шоу братьев Смотерсов, и что сам Прехт лично подверг цензуре Боба Дилана – тоже в шоу Эда Салливана.
Да, – сказал Джим, – я думаю, мы сможем спеть другую строчку.
Прехт широко улыбнулся, сказал “Doors”, что они классные ребята, вприпрыжку побежал к двери раздевалки и позвал своего тестя. Прехт называл его “мистер Салливан”.
Вы, ребята, кажетесь великими, когда улыбаетесь, – сказал Салливан. – Не будьте такими серьёзными.
Джим, прищурившись, взглянул на телевизионного импрессарио и сказал:
Ну, мы-то из разряда мрачных групп.
Когда Прехт и Салливан вышли из комнаты, Джим и остальные обменялись взглядами. Хорошо. На репетиции они споют новую строчку, а потом, на концерте, они споют оригинал.