Все самые близкие друзья Джима соглашаются (и некоторые настаивают), что это та самая выходка, которую мог бы проделать Джим…, а с помощью преданной Памелы он мог на самом деле – невероятно! – это осуществить.

Агнесса Варда и Алан Роней молчат. Робин Вертль и Эрве Мюллер клянутся, что не знают ничего особенного. Сиддонз знает только то, что он видел, и то, что рассказала ему Памела. А Памела унесла тайну с собой в могилу, когда умерла через три года после Джима.

Прошло уже десятилетие, но всё ещё нет вестей от Mr. Mojo Risin’.

Послесловие

Поэт Блэйк сказал: “Дорога излишеств ведёт во дворец мудрости”. Джим Моррисон понял это, и он был чрезмерен во всём. Каждый поэт достигает мудрости, если он действительно поэт, или же он никогда не достигает её, если он – только божественный дурак. Это одно и то же.

Другая пословица из творения “Свадьба Рая и Ада” Блэйка: “Благоразумие – богатая уродливая старая служанка, соблазнённая Неспособностью”. Джим не был благоразумен, и из этого следует, что он редко знал неспособность. Джим был метафорическим героем, который возбуждал нас своей энергией и смелостью. Он доверял своим чувствам в восприятии мира и изменял их алкоголем (посвящённым Дионисию, богу драмы и интоксикации), кислотой и внутренним эликсиром его собственного возбуждения и изобилия. Джим был одной из ярчайших душ, которые я когда-либо знал, и одной из наиболее целостных – ведь все мы млекопитающие бытия, состоящие из мяса и нервов, вынужденных быть единым целым.

Джим был очарован опытом своих чувств и постоянно наслаждался изменениями в своей нервной системе. Когда он перестал быть затянутым в кожу певцом – секссимволом “Doors”, он стал замечательной развалиной, которая расцвела в толстого блюзового певца.

Что мне нравится в его биографии – Джим знал, что он поэт. Это было основой моей дружбы с ним и нашего братства. Авторы книги также показывают, что, несмотря на заработанные доллары, Джим не был материалистом, как многие другие художники рок-н-ролла. Модульность, которую любил Джим, – опыт и действие. Он хотел сверх-доказательства природы материи в золоте неудовлетворённого восхищения.

Мы с Джимом встречались в Лондоне, чтобы обсудить фильм по моей пьесе “Борода”. Джим встретил меня в аэропорту, и я рассказал ему об образе романтических поэтов, летящих на самолёте через ночное небо. Я показал ему новую поэму о Билли и Кид, и он спонтанно написал стихотворение для Джина Харлоу в моей записной книжке.

Мы совершили поэтическую экскурсию по городу – по узким местам Сохо и в музей Tate, а затем ночью при лунном свете с поэтом Кристофером Логом съездили посмотреть больницу, построенную на том месте, где когда-то жил Блэйк. Мы ненадолго стали завсегдатаями музыкальных клубов, “The Bag of Nails” и “Arethusa’s”, где мы видели Кристин Килер, кинозвёзд, стаканами пили “Courvoisier” и вели философские беседы с кинорежиссёрами.

В Лондоне я в первый раз прочёл стихи Джима. В ясном, похожем на мескалин свете похмелья я нашёл на кофейном столике в его квартире в Белгрэвии рукопись “Новых творений” и был взволнован тем, что читал.