Клёпа схватил опрокинутый на дно траншеи пулемёт МГ- 42. Вывалил его на земляной бруствер. Закричал:

— Держись братва! Сам Миха Клёпа мазу тянет!

Выскочив из окопа подхватив пулемет с тяжелой, свисавшей до земли лентой, бросился в поле. Оскальзываясь на мокрой земле побежал в ту сторону, где слышалась стрельба.

На земле и в траншеях валялись трупы. Лученков наступил на чьё-то разорванное тело. Затошнило при виде парящих сизых внутренностей.

Желудок сжался и подкатился к горлу. Согнувшись он схватился за живот. Его рвало и выворачивало. В промежутках приступов он все чаще и явственней различал голоса своих, — бой затихал. Обессиленный, опустошённый, Лученков наконец выпрямился и, посмотрел себе под ноги.

Носки и голенища его сапог были в чём то, белесовато-розовом.

Несколько секунд Глеб непонимающе смотрел на свои сапоги.

«Это кровь… и моя блевотина! Хорошо, что хоть не обосрался»- равнодушно подумал он и пьяной рысцой побежал туда, где гомонили штрафники.

Из — за поворота окопа вывалился Клёпа с пулеметом в руках.

— Свои! Не видишь… в рот тебе, в душу!.. — испуганно вскрикнул, увидев перед собой окровавленного страшного Лученкова и направленный на себя окровавленный штык.

Глеб даже удивился.

— Миха, как ты ещё живой?

Тот в ответ засмеялся, щурясь на солнце и показывая металлическую фиксу.

— Сам удивляюсь… Вашими молитвами…

Зоя ползала по передовой, перевязывала раненых.

Придерживaя рукой голову тяжелораненого, давала глотнуть из фляжки водки и просила с той непривычной нa фронте нежностью, которaя уместнa только по отношению к умирающему:

— Потерпи, миленький. Потерпи, родной! Сейчaс уже. Скоро…

Легкораненым кричала сердито:

— Чего раскис? Ну — ка давай ползи в траншеи, пока не отморозил себе чего — нибудь!

Нашла командира роты. Он сидел в воронке, вытянув ногу. Опустившись возле него на колени, Зоя пошарил руками и сразу наткнулась на приклад автомата, присыпанный землёй.

Руки Половкова были испачканы кровью, снег под ним был бурым. Он оставался безразличным к её прикосновениям, лишь натужно, тихо стонал.

— Вы в крови.

— Это из ноги. Зацепило.

Она разрезала ножом его штанину. Вытерла кровь, пытаясь разглядеть рану.

— Это просто царапина, — сказала ободряюще. — Не двигайтесь, сейчас перевяжем.

Половков скривился. Он был бледный, кружилась голова. Сбоку взглянул на санинструктора. И заметил не только грязную телогрейку и рваные ватные штаны, но и длинные ресницы, нежный румянец на обветренных щеках.

Ему даже захотелось дотронуться до её щеки, взять их в свои ладони, но показалось, что для командира штрафной роты это будет выглядеть несолидною. Он вдруг совсем растерялся и кашлянув сказал:

— Спасибо спасительница, а я дурак, хотел тебя в блиндаже оставить.

Ловко разрывая бинт, санинструктор матюкнулась.

— Так не только вы! Вы мужики все мудаки редкостные! Чтобы вы без баб делали!

Передала бойцам перевязанного Половкова и те оттащили его в блиндаж. До конца боя он оставался на передовой. Корректировал огонь, руководил боем, отправляя связных с приказами к командирам взводов.