– Позволь я проясню еще кое-что, – говорит Рип и шагает ко мне. Я уже давно подметила эту его тактику. Ей он пытается выбить меня из колеи, припугнуть своей близостью. Я хочу отойти назад, но вместе с тем не желаю доставлять ему такого удовольствия. Поэтому расставляю ноги пошире и упрямо вскидываю голову.

– Те солдаты вели себя грубо и неуместно, но это вовсе не означает, что я им не доверяю. То, что я сказал до этого, – правда. Они и волоска на твоей голове не коснутся, если только я им не прикажу. Тебе не угрожает здесь ни один солдат. – Он замирает, убедившись, что я его слушаю. – К сожалению, сюда не входят правила приличия. К счастью, Озрик знает толк в том, как выправить неподобающее поведение.

Я вспоминаю оскал этого мужчины и его огромные размеры.

– Не сомневаюсь.

Рип пригвождает меня взглядом.

– Теперь, когда мы разобрались и твоя совесть чиста, не потрудишься рассказать, почему Озрик доложил утром, что вчера вечером ты вела себя подозрительно?

Вот черт.

– Подозрительно я себя не вела, – отрицаю я. – Я просто гуляла по лагерю. Ты вообще-то сам мне разрешил, учитывая, что при мне не было стражи и меня не посадили на цепь. Мы посреди мерзлой пустоши, вокруг солдаты, а ты обещал меня выследить, если я сглуплю и попытаюсь сбежать.

– Хм, – произносит он, не сделав замечание по поводу моего ехидного тона. Рип опускает взгляд на мое пальто. – А как ребра? Лекарь доложил, что ты не разрешила ему тебя осмотреть.

– Я в порядке.

– Если ты продолжаешь врать, то делай это хотя бы сносно.

Тут он не прав. Я в порядке, а еще превосходно умею лгать. В конце концов, я много лет себе врала. Красивая ложь скрывает множество омерзительных истин.

– С ребрами у меня все нормально, но тебе-то какое вообще до них дело? – язвительно спрашиваю я.

Возможно, я говорю с ним в подобном тоне, потому что только так чувствую, что обладаю хотя бы какой-то властью. Мое высокомерие – это кирпичная стена, закрывающая осыпающуюся беззащитность.

– Поскольку, командир Рип, вам не нравится ложь, давайте говорить откровенно, – с бросающей вызов насмешкой ехидничаю я. – Я знаю, кто ты такой, а еще знаю, кто я – жертва, которую ты удерживаешь ради выкупа. Жертва, которой можно подразнить царя Мидаса.

– Верно, – холодно отвечает Рип, и я недовольно поджимаю губы. – И все же невежливо с моей стороны возвращать Мидасу питомца в плохом состоянии.

Меня передергивает.

Питомец. Наложница. Шлюха. Как же я невыразимо устала от ярлыков, которые навешивают на меня люди.

– Я не его питомец. Я – его фаворитка.

Командир Рип издевательски хмыкает.

– Слово иное, а вот смысл тот же.

Я открываю рот, чтобы возразить, но Рип поднимает руку.

– Мне наскучили разговоры о Мидасе.

– Хорошо. Я все равно не хочу с тобой болтать, – парирую я.

Он язвительно улыбается, показывая клыки.

– Чуется, что очень скоро ты передумаешь, Золотая пташка.

Я застываю на месте. В этих словах кроется угроза, но я ни за что не догадаюсь, о чем он сейчас толкует.

– Возвращайся в карету, – говорит он. Манера держаться у него жесткая, он без особых усилий входит в роль командира. – Мы выдвигаемся в десять и продержим путь до наступления сумерек. Предлагаю тебе перед отъездом посетить отхожее место, иначе день точно предстоит неприятный.