Рип замечает это и приподнимает черную бровь.

– Нервничаешь?

– Осторожничаю, – поправляю я, смотря прямо перед собой.

По пути я подмечаю, что лагерь уже проснулся, почти все палатки разобраны, лошади накормлены и запряжены, армия готова вернуться в строй и снова отправиться в долгий путь.

Другие солдаты, независимо от их возраста или комплекции, разбегаются прочь, завидев приближающегося Рипа. Все до одного уважительно склоняют перед ним головы.

Я поглядываю на него краем глаза.

– Как вы с Озриком с ними поступите?

– С кем?

– С теми двумя солдатами.

Он передергивает плечом.

– Не волнуйся за них.

Я легонько скрежещу зубами.

– Их комментарии касались меня, поэтому, естественно, я волнуюсь. К тому же ты сам сказал, что безоговорочно доверяешь своим солдатам.

– Да, доверяю.

Вздохнув от бессилия, я качаю головой.

– Нельзя заявлять, что доверяешь своим солдатам, а потом менять мнение, наказывать их или убивать из-за парочки примитивных гнусностей, брошенных пленнице.

Рип резко останавливается, вынуждая остановиться и меня. Мы одновременно поворачиваемся друг к другу лицом посреди оживленного лагеря. Снег хлюпает под ногами, в воздухе висит запах только что потушенных костров, а в легкие проникает влажный, густой холод.

Командир внимательно изучает меня, выражение лица у него непроницаемое.

– Ты их защищаешь?

От его тона начинаю злиться. Мне не по душе это недоверие, что он считает меня такой ограниченной.

– Я не оправдываю их грубые высказывания. Но ты, а не я, провозгласил себя монстром. Я не хочу, чтобы их наказание было на моей совести, – говорю я, потому что мне и без того хватает на руках крови. Больше не нужно. – Если тебе необходимо проявить власть или доказать мне свою правоту относительно раннего заявления о «безоговорочном доверии», то не впутывай меня в свои дела. Вряд ли можно винить твоих солдат в том, что они плохо обо мне отзывались. Я враг. Твоя пленница, – напоминаю ему я.

Мне ни за что не понять, зачем я напоминаю ему об этом. Если честно, затея дурная. И все же что-то в этом мужчине подпитывает мой гнев.

Я слишком долго держала язык за зубами. Подавляла эмоции, стараясь перехватить их в надежде, что не окажусь под ними погребенной. Так что даже меня удивляют эти реакции, эти разнузданные реплики. Понятия не имею, откуда они взялись, но оттого чувствую волнение.

– Позволь, я кое-что проясню, – говорит Рип, помешав ходу моих мыслей. – Я не собираюсь наказывать этих солдат и уж тем более не стану их убивать. Озрик сделает именно то, что ему было наказано: преподаст им урок.

– И что же включает в себя этот урок?

– Главным образом чистку отхожего места. Пока они не вспомнят, как положено вести себя королевскому солдату, служащему в армии короля Ревингера.

Я с удивлением смотрю на него.

– О. – Вот уж не этого я ожидала.

Нашей короткой беседе никто не мешает, но незаметной она не остается. Все бредущие мимо солдаты расступаются, но я чувствую, как они бросают на нас взгляды, вот только приблизиться никто не осмеливается. Мы стоим в неприкосновенном круге, будто в одном из старых колец фейри, которые когда-то давно были разбросаны по всей Орее.