Алике скончалась весной 1982 года, до самого конца она старалась мужественно противостоять болезни.
Со своей второй женой Мари-Элен, для которой я расстался с Алике, я встретился на бегах. Был вечер, вечер-гала, столь типичный для разгара сезона в Довиле. Правда, в этом было и нечто новое: вечер-гала на скачках знаменовал для меня вхождение под фанфары в особый, совершенно отдельный мир. Конюшня Ротшильдов, бразды правления которой я взял в свои руки после смерти отца, начинала понемногу процветать…
Да, это был просто вечер, так похожий на другие. Кто бы мог подумать, что эта ночь перевернет всю мою жизнь? Я нырнул во вращающуюся дверь казино в прекрасном расположении духа.
Как и сегодня, наверху, при входе в залу, гостей встречали ученики жокеев, одетые в форменные казакины известных конюшен или же в жокейские куртки входящих в моду коннозаводчиков. Они провожали в залу пары — мужчин в смокингах и женщин, одетых в самые роскошные вечерние платья и блиставших изысканными украшениями.
Зала Амбассадор была полна народу. Все, кого собрал Довиль в разгар сезона скачек, от владельцев самых крупных конюшен до анонимных завсегдатаев ипподромов, были здесь, на этом престижном рандеву, сборы от которого обычно поступали в пользу Ассоциации жокеев.
Победители — тренеры, коневоды и владельцы конюшен — уже успели получить различные призы. Но еще не был вручен основной приз — «Золотой хлыст», вручавшийся обычно жокею, выигравшему наибольшее количество скачек за сезон. Замечу, что ни один, даже самый талантливый фильм не даст никогда возможности пережить все захватывающие моменты национальных и международных скачек сезона.
«Гвоздем» вечера были выступление Эдит Пиаф, оставившее в моей душе одно из самых глубоких впечатлений, когда-либо производимых на меня эстрадным пением, и тираж вещевой лотереи в самом конце ужина. Те, кому посчастливилось выиграть, выходили на сцену и получали свой вещевой лот: кто машину, кто часы, кто драгоценность, а кто и два ящика Шато-Лафит — мой вклад в благотворительный вечер.
Именно этот лот выиграла молодая пара, которую я немножко знал, вернее, два или три раза встречал на скачках в Лоншане или в Шантийи. Я запомнил эту светловолосую женщину, чей облик и манеры меня поразили. Она приковывала мой взгляд.
В конце вечера, когда все призы и лоты были розданы, я решил, что следовало бы поздравить — вполне невинно? — ту самую молодую светловолосую женщину, которая только что получила свой Лафит. «Наконец-то! Давно пора!» — бросила мне она, как только я начал произносить слова поздравления.
Явная агрессивность ее тона и холодный взгляд, которым она смерила меня, не оставляли никакого сомнения в том, что она не разделяет моих чувств к ней. Я был весьма удивлен и обескуражен. Что же могло произойти?
Провидение, а может быть, просто общие знакомые стали причиной того, что вечер мы все закончили в Брюммеле — ночном кабаре при казино. Светловолосая незнакомка приняла мое приглашение к танцу. Мы танцевали и говорили, и мне кажется, я растопил тогда ее сердце.