— Я все равно старше! — Мария перешагнула через край ванной, благо длина ног позволяла, и опустилась в воду.
— Вода остыла, — констатировала она через мгновение. — Добавишь горячей?
— Отчего бы не добавить? — Лиза протянула руку к крану и задержала взгляд на "располагавшейся со всеми удобствами" женщине.
Получалось, что она "поспешила с выводами". Не стоило им устраивать эти посиделки в большой, но отнюдь не гигантской медной ванной. Слишком близко, слишком интимно, слишком откровенно, тем более, что ноги у обеих длинные и деть их оказалось практически некуда, если только не переплести. А это уже отнюдь не невинное занятие, если вы понимаете, о чем, собственно, идет речь. Между тем, речь шла о вещах достаточно простых, можно сказать естественных, — вроде прикосновений, запахов, "ярких" образов, — особенно для тех, кто, как и Лиза, успел распробовать и этот "разврат" тоже.
— Красивая ты, Маша, — добавила Лиза через мгновение, поворачивая рукоять бронзового крана, — глаз не отвести!
— А ты не отводи! — недвусмысленно улыбнулась ее визави и, протянув руку, коснулась пальцами Лизиного бедра.
Медленно, нежно и ровно там, где змеился по белой коже бледный плоский шрам.
Что тут сказать? Приятно и возбуждает, тем более, что Мария красивая женщина. Причем в "истинном" облике, в котором она брюнетка с синими глазами, даже более привлекательная, — американцы говорят сексапильная, — чем в образе сероглазой блондинки.
— Еще немного, и у меня снесет крышу, — предупредила Лиза, безуспешно пытаясь остановить нахлынувшее вдруг возбуждение.
Накатило сразу вдруг, а тут еще эти высокие острые скулы и линия челюсти, плавно переходящая в шею, и тонкие изящные плечи…
— Ну, я пока еще штатская… — хрипло выдохнула Мария, как-то хитро, вопреки законам механики и физиологии, сплетаясь с Лизой в один тугой узел. — Так что, не нарушая субординации и…
— И устава, — закончила за нее Лиза, и тут их губы встретились, и ей пришлось замолчать, хотя видит бог, ей и сказать было больше нечего. Какие уж там слова!
Без четверти час извозчик на стареньком майбахе высадил их неподалеку от моста. Было тихо. На набережной, освещенной неярким светом электрических ламп, кроме Лизы и Марии не было ни души. Рейн казался темным ущельем, но габаритные огни нескольких речных судов, стоявших у противоположного берега, указывали на истинное положение дел, то есть на действительный уровень речного потока. А на мосту, вернее на некотором расстоянии перед ним, перекрывая въезд, работали люди в оранжевых куртках. Это "муниципальные службы" затеяли проводить по ночному времени "срочные" дорожные работы.
Наученная горьким опытом, — притом своим, а не заемным, — готовясь к экспедиции в никуда, Лиза надела свой кожаный летный костюм и тяжелые ботинки на толстой подошве. Шерстяная шапочка, перчатки и прочие "мелочи", которые могли понадобиться в неизвестности, лежащей "на той стороне", она распихала по карманам, поместив 9-мм револьвер под мышкой, в наплечной кобуре, и засунув второй сзади за ремень. Кроме того, у нее имелся рюкзачок с небольшим запасом провизии и прочими необходимыми в путешествии по необитаемым землям вещами. Мария была снаряжена сходным образом, разве что вместо кожи на ней был надет нормальный костюм для горных восхождений образца тридцатых годов актуальной реальности. Предполагалось, что, если вместо "дикой природы" они попадут куда-нибудь в населенное людьми место, — вроде Лизиного Ленинграда или Машиного Петербурга, — то смогут, пусть и с натяжкой, сойти за "туристов". Хотя бы в первом приближении и на первый момент. Проблематичным оставалось лишь попадание в отдаленные исторические эпохи, где женщин, одетых в брюки, местные обскурантисты могли попросту не понять. Но на этот случай у подруг имелось приличное по всем статьям оружие, а в четыре ствола — или в шесть, если принимать в расчет полковника Штоберля, — они всяко-разно легко отобьются от средневековых мракобесов или каких-нибудь убогих доисторических рабовладельцев. Ну, и кроме того, на случай "казуса" планы предусматривали быстрое отступление назад, в ночной Майнц, где их будут ожидать люди полковника, которым приказано никого, кроме путешественников, на мост до рассвета не пускать.