При встрече с неприятелем скоростной «Изумруд» по плану начинал прорыв во Владивосток, вспомогательные крейсера, разворачивались и убегали. Ну а «Орёл» отдавался на волю случая, точнее говоря – «благородства» японских моряков.

Командир «Орла», капитан второго ранга Яков Константинович Лахматов был крайне недоволен отведённой ему незавидной ролью «жертвенной пешки» и на Военном Совете так «сцепился» с вице-адмиралом, что казалось ещё чуть и в драку кинется.

Уставший от препирательств Небогатов, подошёл к столу-конторке и на своём личном бланке начертал. «Офицерам и адмиралам Соединённого флота Японской империи. Уведомляю, что любое насилие над экипажем госпитального судна „Орёл“, малейшее попрание норм международного морского права, задержание судна и прочие насильственные действия в отношении медицинского персонала, офицеров и матросов „Орла“ поставит моряков Японии в ранг дикарей и военных преступников. Командующий Тихоокеанским флотом Российской империи, вице-адмирал Небогатов».

Лахматов, заполучив «документ» с размашистым, на пол листа адмиральским росчерком, хмыкнул, затем громко, с выражением зачитал и издевательски обратился к адмиралу.

– И вы полагаете, Ваше Превосходительство, что эта вот «филькина грамота» убережёт от интернирования? В прежнем обращении к Того, вы просите не задерживать «Орёл», с телом адмирала Фёлькерзама, здесь в категорической форме требуете пропустить, – так какое из писем предъявить японцам?

В «мёртвой тишине» салона раздался смех Небогатова, адмирал, посмотрев на замерших от такого явного «бунта» Лахматова офицеров, решил «разрядить обстановку».

– А вот посмотрим, Яков Константинович, посмотрим. Завтра и убедимся – «Филькина» это грамота, или «Колькина». Не то чтобы я верю в рыцарство японцев и в свою небывалую популярность у противника, но ежели «Орёл» остановят, то передайте именно сию, «грозную» бумаженцию командиру вражеского крейсера или миноносца и потребуйте немедленно поставить в известность об инциденте адмирала Того. Не просим – требуем!

– Думаете, сработает? – Лахматов уже и сам не рад был своей необъяснимой наглости, вот же попала «шлея под хвост», да ещё на Военном Совете.

– Поживём, увидим, – кратко ответил командующий и перешёл к следующему вопросу…

Небогатов не особенно надеялся обмануть врага таким вполне предсказуемым «разделением сил», погнав крейсера одновременно и в западный и в восточный «проходы» Корейского пролива, но шанс, что япошки клюнут и вцепятся в «госпитальный отряд» был. Тем более шли поначалу все вместе – разделившись только за тридцать миль от южной оконечности острова Цусима, через полчаса после «расставания» отрядов Лахматов должен был зажечь все положенные госпиталю опознавательные огни…

Ферзена адмирал проинструктировал особо, приказав по возможности дольше сопровождать «Орёл», а после ухода вспомогательных крейсеров идти впереди парохода-госпиталя. Однако, при наличии мощной крейсерской завесы японцев впереди, ни в коем случае не рисковать, а радировать на «Громобой», оставить госпиталь и полным ходом уходить из пролива на юг. Хорошо хоть, успели по ходатайству Бухвостова, отправить из Николаевска на Амуре, как только туда добрался Клапье де Колонг, сестру милосердия с «Орла», Ольгу Юрьеву. Уехала она по Амуру, затем «чугункой» от Хабаровска во Владивосток, где её ждал муж, – старший судовой врач с «Александра» Пётр Павлович Юрьев и брат, мичман Владимир Козакевич с «Суворова». Да, не дай Бог, интернируют япошки госпитальный «Орёл», а так хоть Юрьева с родственниками, не будет разлуки в пару месяцев.