– Спасибо, что пришли, Дэниел, – сказала Джейн.
– Не уверен, что смогу быть вам полезен, но буду рад попробовать.
Он повесил пальто, и в это время из спальни Реджины донесся взрыв смеха.
– Габриэль укладывает дочку. Давайте поговорим в кухне.
– Маура к нам присоединится?
– Нет. Мы с вами поговорим вдвоем.
Что промелькнуло в его глазах – разочарование или облегчение? Джейн провела его в кухню. Дэниел оглядел книги и бумаги, лежащие на столе.
– Я читала про святых, – пояснила Джейн. – Да, я понимаю, давно нужно бы это знать, но изучение катехизиса в школе как-то прошло мимо меня.
– Мне казалось, теория Мауры вас не убедила.
– Я до сих пор сомневаюсь, но уже привыкла к тому, что от ее теорий не стоит отмахиваться. Ведь она чаще оказывается правой, чем не правой. – Джейн кивнула на дела Кассандры Койл и Тимоти Макдугала, лежащие на столе. – Проблема вот в чем: я не нашла никаких связей между ними, кроме таинственной женщины, которая присутствовала на обоих похоронах. У них нет общих друзей, они жили в разных районах, работали в разных сферах деятельности, учились в разных колледжах. Но их обоих напоили кетамином с алкоголем и обоих обезобразили после смерти. По характеру нанесенных телам увечий Маура делает вывод, что убийца одержим католическими легендами. Вот тут-то и требуется ваша помощь.
– Потому что я ваш эксперт по святым и мученикам?
– А кроме того, вы знакомы с религиозными символами в искусстве. Так мне сказала Маура.
– Большая часть моей жизни прошла в окружении предметов сакрального искусства. Я немного знаком с иконографией.
– Тогда не могли бы вы еще раз посмотреть эти фотографии с места преступления. – Джейн подвинула ему ноутбук по столешнице. – Скажите мне, если вам в голову придет какая-то свежая мысль. Что угодно, если оно поможет нам понять логику действий убийцы.
– Мы с Маурой уже подробно обсуждали эти фотографии. Не следует ли и ее пригласить к нашему разговору?
– Нет, я бы хотела выслушать вас отдельно, – сказала она и тихо добавила: – Чтобы было меньше сложностей для вас обоих. Вы так не считаете?
В его глазах вспыхнула боль, такая острая, словно Джейн вонзила нож ему в грудь. Дэниел откинулся на спинку стула и кивнул:
– Когда она мне позвонила, я подумал, что уже способен справиться с этим. Подумал, что мы сможем оставаться друзьями.
– Ретрит в Канаду не помог?
– Нет. Ретрит показался мне чем-то вроде анестезии. Долгая глубокая кома. Шесть месяцев мне удавалось ничего не чувствовать. А когда она позвонила и я увидел ее снова, это было как пробуждение от комы. И боль вернулась. Такая же сильная, как прежде.
– Сочувствую, Дэниел. Сочувствую вам обоим.
Из спальни послышался голос Реджины: «Спокойной ночи, папочка!» Дэниел вздрогнул, и Джейн подумала: сожалеет ли он о том, что никогда не женится, что у него не будет детей? Неужели он не тоскует по жизни, которой мог бы жить, если бы не этот воротник на шее?
– Я хочу, чтобы она была счастлива, – сказал он. – Для меня нет ничего важнее этого.
– Ничего, кроме ваших обетов.
Он посмотрел на нее загнанным взглядом: