— Там если кровь сдать надо, — спокойно заметил Асисяй. — Я сдам, и пацаны тоже. У Бека с Димкой одна группа. Четвертая. Повезло им, любая подходит, — улыбнулся он, смаргивая слезы.

— Я сейчас договорюсь, — кивнул Егоров. — Вроде этот хирург, что Саньку штопал, он здесь самый лучший. Вот подкинем ему еще работенки, — просипел он, набирая номер главного врача. — На Александре потренировался. Руки размял. Теперь Крепса нам собери, товарищ дорогой, — пробурчал он, ожидая ответа.

Асисяй вышел на крыльцо и вздохнул тяжело. По дорожкам и газонам гуляли жирные грачи, издалека смахивающие на запятые. Сестрички с бумагами или с чемоданчиками в руках бежали из корпуса в корпус. Перекрикивались друг с другом и снова неслись по своим делам по дорожкам больничного скверика. И этот монохромный пейзаж, похожий на лунный, резал по глазам, стоило только Славке представить истекающего кровью напарника. Он прекрасно понимал, ради чего, вернее, ради кого, вызвался Крепс штурмовать тот самый злосчастный дом. Догадывался, почему Димка первым бросился спасать заложника.

«Одна гнида решила грохнуть себе подобную, — сжал кулаки Асисяй. — Поубивали б друг друга! Мир бы чище стал! А так… из-за двух опарышей Крепс пострадал! Мать вашу за ногу!»

Он как зачарованный смотрел на желтый автомобиль реанимации с сиреной, несущийся по дороге и плавно затормозивший около крыльца. Увидел белое лицо Крепса, лежащего на носилках.

— Я с тобой, брат, — прошептал, подходя ближе и хватая раненого за руку. Крепс не пошевелился и глаза не открыл. Так и лежал колодой и даже не стонал. Посторонившись, Асисяй наблюдал, как его друга и напарника вкатывают в госпиталь.

«Выйдет ли живым и на своих ногах? — вздохнул Асисяй, все еще не веря в происходящее. — Вставай, Крепс! Вставай! — хотелось закричать от отчаяния. На глаза навернулись слезы, и Славка Лунин сморгнул их, снова уставившись на осточертевший сквер и бегающих по нему сестричек.

— Держись, Димка, — услышал он рядом голос Бека. Кирсанов подошел к носилкам. Поправил сползшую простыню и крепко сжал пальцы Димы Блинникова. — Мы тебя выцарапаем у старухи с косой, слышишь? Не вздумай сдаваться! Я тебя сам прибью, коли дашь слабину. Держись, Крепс. Мы еще повоюем.

Доктор, вот только что сообщивший Кирсанову о ребенке, вежливо оттер его в сторону.

— Потом поговорите, Сергей Юрьевич, — миролюбиво заметил он, вглядываясь в лицо собеседника.

— Сколько будет идти операция? Кровь нужна? — устало поинтересовался Кирсанов.

— Часа три, не меньше, — откликнулся доктор, поражаясь произошедшей перемене. Добродушный отец семейства, несколько минут назад щурящийся от слез радости и умиления, превратился в грозного генерала, кем он, собственно, и являлся, по большому счету. Доктор внезапно вспомнил, как, проходя мимо палаты Кирсановой, невзначай заглянул в широкое внутренне окно. Краем глаза заметил, как человек, сейчас испепеляющий его взглядом, корчил смешные рожи довольно улыбающейся жене.

— Мы надеемся на тебя, доктор, — проскрежетал Кирсанов. — Поставь нам Димку на ноги. Очень прошу.