— Не знаю. Но такая рыба уж точно из моды вышла.

— Ника, ты все выдумываешь!

— Ничего я не выдумываю!

— А что любит твой Гриша?

Она опять нежно улыбнулась:

— Гриша любит мясо.

— Настоящий мачо?

— Ода!

Черт побери, я буду не я, если не наставлю рога этому Грише, роскошные, ветвистые рога!

— А помнишь, ты все хотела попробовать суп из бычьих хвостов? Мы о нем только в книжках читали.

— А я уже пробовала. Ничего интересного, обычный крепкий бульон. — Она вдруг прыснула.

— Ты чего?

— Да я вспомнила… Тут незадолго до отъезда захожу в «Седьмой континент»…

— Это что, ресторан?

— Нет, это сеть довольно дорогих супермаркетов.

Смотрю в мясном отделе лоточек — написано «Бычий деликатес». Я в первый момент не сообразила, что это такое, а потом начала ржать, как конь! Это же просто бычьи яйца. Согласись, это пикантно — назвать яйца деликатесом!

— Ника!

— Я тебя шокирую?

— Нисколько! Просто это странно — в Москве сеть дорогих супермаркетов.

— Влад, ты что, даже русское телевидение не смотришь?

— Нет.

— Почему? Тебе не интересно?

— Дело не в этом, просто когда-то я отказался от своего прошлого и не хотел к нему возвращаться, да и времени ни на что нет… А кстати, ты не знаешь, как там Марик?

— Он умер. В конце восьмидесятых уехал в Израиль и вскоре умер. Ему тамошний климат был противопоказан.

— Жаль. Очень жаль. Он был чудным парнем.

— И хорошим мужем.

— Мужем? Чьим мужем?

— Моим, откуда бы я знала, какой он муж…

— Ты была замужем за Марком? — ошеломленно переспросил он.

— Да. Ровно один год.

— Но почему, если он был таким хорошим мужем?

— Потому что я была плохой женой, просто отвратительной… и, осознав это, ушла от него… Но ничего, он потом женился на другой, у него родилась дочка, он назвал ее Вероникой…

— Он любил тебя? Я это всегда подозревал… А ты его не любила?

— Понимаешь, Влад, наверное, я просто не способна любить… Вообще! Ну не дано мне это!

— Но разве ты… ты же меня любила?

— Нет, мне так казалось, по молодости и глупости.

Я просто еще ничего тогда не понимала.

Врет, подумал он, врет, чтобы причинить мне боль и в то же время от меня защититься.

— И Гришу своего не любишь?

Она опять ласково улыбнулась:

— Гришу я обожаю, а это разные вещи, согласись!

— Обожаешь? Он что, тенор, чтобы его обожать?

— Нет, баритон, мне всегда нравились баритоны, разве ты не помнишь? И к тому же он прекрасно поет!

— Он певец, что ли?

— Певец!

— Известный?

— Ну в определенных кругах… Он, видишь ли, камерный певец, а камерные певцы не бывают так уж безумно популярны.

— И он, конечно, хорош собой?

— Ода!

Опять заболело под ложечкой, да как… А кому приятно слышать, что женщина, которую ты хочешь больше всего на свете, обожает какого-то там камерного певца? Наверняка, кстати, он неудачник, иначе она не стала бы говорить, что камерные певцы не бывают слишком популярны. Бывают, еще как бывают, Фишер-Дискау, например!

— Влад, наверное, мне уже пора…

— А на десерт ты ничего не хочешь?

— О нет, я просто не в силах съесть еще хоть что-то! Ты меня отвезешь?

— Куда прикажете?

— Томас-Манн-штрассе.

— Разумеется, отвезу. Но завтра мы встретимся, может быть, съездим в Гент? Поговори с Аллой!