— Ты плакала? — удивлённо переспросил мужчина.

— Немного… во сне. Кошмары мучали, — соврала я.

На самом деле меня мучали не кошмары, а наоборот, мне снились чудесные сны о родителях, сестре и её муже, о том, как они счастливы. И каждое утро я плакала, потому что мне безумно хотелось хотя бы на миг увидеть их, обнять, сказать, что, что бы ни случилось, я всё равно их буду помнить. Но почему-то признаваться в том, что отчаянно скучаю по своим родным, мне показалось неправильным, особенно после слов Лоретт.

Миттар спокойно выслушал меня, посмотрел с тонким фонариком глазное дно и веки, а затем вышел из каюты и вернулся уже с громоздким шлемом со множеством диодов и проводов. Док долго и тщательно выставлял на устройстве настройки, затем надел его на меня и включил на пару минут, велев не двигаться. За эти пару минут я не ощущала ничего, кроме легкого покалывания и чесотки, сродни той, когда голову напекает знойным солнцем под шляпой, и отчаянно хочется снять её и запустить в волосы пальцы. Однако после этой процедуры мне перестали сниться сны. Ни кошмары, ни мечты, ни воспоминания. Я стала спать так, будто кто-то каждый вечер просто добросовестно вынимает из меня аккумулятор и ставит его на зарядку.

Что самое странное, после воздействия этого шлема плакать я перестала тоже. О родителях и Диане помнила, знала, что они живут на Танорге и раньше являлись моими самыми близкими людьми, но все эти воспоминания как будто подёрнулись в голове лёгкой дымкой. Эмоции ушли глубже, чем вода уходит в недра земли в сердце пустыни. Путник может взять лопату и начать разрывать колодец в песке, но интуитивно он будет понимать, что это бессмысленно. Без дождя вода в разрытой яме не появится. Так и я чувствовала, что даже если буду тщательно перебирать каждый момент в своей памяти, он уже не принесёт тех эмоций, которые я испытывала в прошлой жизни. Как будто какую-то часть меня заморозили и похоронили заживо.

В ночь перед тем, как Лоретт сообщила, что хочет видеть меня на групповых тренировках бета-агентов, я сквозь дремоту услышала шаги в своей новой каюте. Открыла глаза и резко села на гелевом матрасе. Неожиданным визитёром оказалась Элизабет. Эльтонийка на этот раз была одета в какое-то роскошное сверкающее вечернее платье с длиннющим подолом, волочащимся за ней по полу и немыслимым разрезом на бедре, доходящим практически до уровня пупка. Каким образом оно держалось на ней так, чтобы выглядеть прилично — отдельный вопрос, стоящий немалых размышлений. Такие платья я видела до сих пор лишь на именитых звёздах, когда проводились прямые трансляции с фестивалей голоиндустрии. По замедленным движениям и тяжёлым шагам сразу стало понятно, что Элизабет крайне устала.

— Не спишь? Хорошо, — выдохнула она, даже не посмотрев в мою сторону.

Набрала на панели управления каютой быструю комбинацию, дождалась, когда из-за панели материализуется барная табуретка, подошла к ней и чертыхнулась, поняв, что в своей одежде просто не сможет забраться на высокое сиденье. В мгновение ока в её руке мелькнул ниоткуда взявшийся нож. Эльтонийка ловко откромсала внушительный кусок подола и уже спокойно уселась на табурет.