Ну, тут я немного заговорился, как-то не в тему пошло. При чем здесь высокое звание российского дракона? Посему пришлось снова заорать:

— Смир-рна!

Снова лязгнула броня. Снова образовался должный порядок. Я, кстати, помучился, пока они научились. Зато сейчас красота. Жаль, что не могут ответить: «Есть, сэр!» Надо будет научить приветственно щелкать зубами. Хорошая идея!

Я принялся ходить туда-сюда мимо морд. Морды висели над землей, каждая выше моей головы чуть ли не на полметра. Глаза у всех одинаковые, в смысле размера. Размер апельсина, но не круглого, а плоского. Приплюснутого, короче, апельсина. Цвет вот разный. Цвет мне вообще нравится — необыкновенный. Перец говорит, что это спектр звезд. Каждая звезда своего цвета, причем редкой пронзительности.

У Щека глаза оранжевые, по краям переходящие в синеву. Как будто они еще внутрь головы продолжаются.

У Кия — зеленые. Не глубокого изумрудного цвета, не хищного кошачьего, а скорее салатового, цвета молодых побегов. Самый хитрый цвет. Если долго глядеть в салатовые пространства его глаз, начинаешь немножечко отключаться. Кий этим пользуется. Смотрит на Яшку, тот входит в коматоз, и Кий ворует у него сушеные груши и орехи. А однажды полмешка сахара вылизал. Яшка рассвирепел, давай лупить Кия половником, да только без толку все — половником-то его не прошибешь, тут ракетная установка нужна.

У Хорива глаза непонятные. То ли серые, то ли голубые. Иногда правый синий, левый серый, иногда наоборот. Мутные, короче. Он и сам мутный. Молчит, зевает, на Луну не смотрит, смотрит на Венеру. Тут Венера крупная.

Но сейчас у всех глаза одинаковые — застывшие и бессмысленные. Смотрят на меня, ждут слова. Хорошо я с ними поработал, а то уже распускаться стали. Перец говорит, что скоро возьмет их в настоящее дело — полетать, размять крылышки в честном бою.

Меня что-то, правда, не зовет, я, по его мнению, еще не готов. Хм, не готов… Я ему этих зябликов выучил, навел на них шороху, а он мне все не доверяет!

Хотя правильно делает. Никому нельзя доверять. Вот я горынам ничуть не доверяю. Нечего им доверять, надо, чтобы они тебя боялись. Только страх и уважение. Порядок, дисциплина. Дисциплина основывается на повиновении. Как говорит Перец: если я прикажу пасть в помет, то вассал должен в помет пасть. Помета у нас, конечно, негусто, но снега много.

— Лежать! — неожиданно скомандовал я. А чтобы не расслаблялись.

Троица послушно грохнулась на снег.

— Сидеть!

Сели.

Ну, я их так немножечко погонял — лечь-встать, лечь-встать. Для вразумления. Чтобы знали, кто здесь главный. Потом смилостивился:

— Вольно.

Троица разлеглась на снегу. Тоже мне…

— Свободны, — устало приказал я, — можете пообедать.

И равнодушно повернулся спиной. Послышался звук, похожий на скулеж. Просительный.

Кий. Я их по голосам уже различаю. Кий — басовитый, Щек пищит, а Хорив так вообще молчун. Но печенье тоже любит. Как все остальные.

— Попрошайничество не украшает дракона, — назидательно сказал я. — Дракона украшает скромность и послушание.

После чего сунул руку в карман, нащупал печенье, резко выбросил его вверх. Метель ударила в спину, в дубленую шкуру полушубка снова врезались ледяные треугольнички, воздух почти свалил. Я оглянулся через плечо. Они уже были в небе. Уже поймали печенье и теперь набирали высоту, усердно работая еще не вытянувшимися до нужных размеров крыльями.