Они ошибаются. Жажда, инстинкт жизни куда сильнее рационального мышления, и, когда наступит время, инстинкт победит. Люди будут согласны на операции, на лекарства, которые хоть чуть-чуть продлят их жизни в немощи, но в глубине души будут понимать, что́ на самом деле движет ими. Страх смерти.
При естественном ходе событий смерть довольно быстро прибирает человека к рукам. У моего дедушки (который ничем не лечился) период умирания занял около двух недель. Сегодня можно растянуть его на месяцы, а то и на годы.
Я двадцать лет проработала в медицине, и каждая минута этой работы была для меня радостью. Для меня это стало призванием и честью – работать с больными и умирающими. Излечение больных было радостным и волнующим. Облегчение умирания было священным долгом. Я уважаю работу медиков и восхищаюсь ею больше, чем способна выразить. Но есть печальная ирония в том, что эта работа, которая позволяет вылечить так много болезней и повысить качество жизни миллионов людей, может, именно благодаря своим успехам, оказаться источником страданий в конце жизни.
Когда-то было принято говорить об искусстве и науке медицины. Недавно я узнала про новую формулировку: «наука и технология медицины».
За последние пятьдесят лет медицина изменилась до неузнаваемости. Чего стоят фантастические научные результаты, достигнутые транснациональными фармакологическими компаниями! Технологии развиваются по экспоненциальному закону, и этот рост продолжится. Хирургия и анестезиология позволяют делать удивительные вещи. И все направлено на сохранение жизни. Этого хочет большинство людей, этого люди ожидают, а иногда и требуют, как будто у нас есть неотъемлемое право на хорошее здоровье. На смену религиозной вере пришла огромная и незаслуженная вера в возможности медицины. Когда кто-то обращается в больницу, мы ожидаем, что врачи смогут вылечить все. А если у врачей не получается, то родственники не просто расстроены – зачастую они возмущены. Даже если сам больной готов к смерти, родные не верят в то, что смерть можно вот так взять и допустить. Они не понимают, каким быстрым может быть переход от активной старости к дряхлости и неминуемой смерти.
Такие истории легко найти во многих местных газетах. Возмущенный родственник жалуется редактору, а редактор уже представляет себе отличный заголовок для первой страницы: «В больнице моего папу обрекли на смерть!» Рядом, конечно, изображение плачущей женщины, которая держит фотографию отца. Затем, правда, говорится, что старику было около девяноста лет, у него случился инфаркт, инсульт или какой-то серьезный перелом, приковавший его к постели, после чего развилась инфекция легких или почек, а в конце концов он умер. Но родственники знают лучше: «Там просто о нем не заботились. Он был в добром здравии и радовался жизни. Он не должен был так умереть. Я обвиняю сотрудников больницы».
Врачи и медсестры сами понимают, что интенсивное лечение умирающего пациента порой бывает бессмысленным. Но страх перед судебным иском толкает их в так называемую «перестраховочную медицину». Это плохая медицина. Уйдя в глухую оборону, врачи и сестры уже не могут принимать решения только на основании своего профессионализма. Им приходится учитывать еще и то, что любое решение, любое действие может привести к обвинению их в профессиональной некомпетентности, халатности и даже более скверных вещах. Больничная практика сегодня пронизана этой необходимостью, и, даже если смерть неизбежна, врачи и медсестры должны быть в состоянии