Однако сдвоенный смешок разлился по темной брюшине коридора вновь.

Как буйвол, всем корпусом Урод развернулся к смеющимся. От кабинета Приживойта, на малюсеньких крысячьих лапках тюпала к нему огромная, без туловища голова. Его собственная. Почувствовав резкую загрудинную боль, Урод стукнул себя костяшками пальцев в ключицу, медленно сплющил веки.

Когда же он веки разодрал, понадеявшись, что гадкая эта "фата моргана" рассыплется, - голова была совсем близко.

- Што штоишь, шука! - прошипела громадно-вздутая, смолёная, размерами примерно метр на полтора голова. - Вали отсэда, пока я швежая! Ну!

- Куда? - сам собой лепетнул одеревеневший агавинский язык.

- Наверх, конежно! К штарику беги, шука! - здесь голова на крысьих лапках рассмеялась все тем же подростково-слюнявым смехом, и Агавин увидел, что во рту у головы нет четырех передних зубов: двух верхних, двух нижних. Сквозь эту прямо-таки клокочущую чернотой дыру глянул на него дурно-лиловый, искусанный кем-то до крови язык.

- Ну жа! - голова подтюпала почти вплотную. - Шама беж тебя тут шправлюсь! Не верижь? Ну можги-то у меня ничего еще! Швежие! - рахитической обезьяньей лапкой голова вмиг откинула со лба на затылок громадную овальную крышку, чуть наклонила себя вниз, и Урод увидел млосно-розовые с темно-фиолетовыми вкрапленьями, жирно кипящие в каком-то масле и, стало быть, варимые в котелке мозги. Мозги дохнули мусорно-овощным смрадом, голова крышечкой хлопнула, жидкого пару, вылетавшего из котелка поубавила, но тут же и подняла крышку вновь.

Урод охнул и, не разбирая дороги, рванул к запасной - то запиравшейся, то не запиравшейся - лестнице. Подбегая к лестнице, делившей этаж надвое, он мельком увидел вплывавших в коридор с противоположного конца четырех самых главных, самых первостатейных аналитиков, писавших для газеты лишь по особым, всечеловечески-важным случаям. Окликать их Урод, ясное дело, не стал, хоть во времена иные двумя-тремя фразами подольститься не преминул бы.

Четверка же, гуськом втянувшаяся в коридор, тихо-торжественно двинулась в кабинет Главного. Голову дикого кабана, которую катили два поваренка на огромном колесном блюде, четверка, конечно, видела. Видела, как голова смоленая скрылась в дверях спецбуфета, видела и Уродца, шатнувшегося к запасной лестнице. Но не таковы были четверо гордых, четверо смелых, чтобы жалкий маскарад в утерявшей всякое ощущение - кто же ее, собственно, кормит-поит! - газете мог их остановить!

Четверка шагала и шагала. Но коридор был длинен, сгущалась в нем полумгла, загустевал, казалось, сам воздух, останавливалось потихоньку время. Да и ждали в конце коридора, в кабинете у Главного, четверку сюрпризики и сюрпризы! И первый из сюрпризов был такой: с сегодняшнего дня Урод в газете не работал!

И напрасно убегающий в панике со второго этажа Агавин мнил про себя, что поправит свое пошатнувшееся реноме статьей, разоблачающей параноиков-ученых, генералов-церковников, всех, всех! Разоблачать кого бы то ни было Уроду предстояло уже как лицу частному!

На юг