- Да я не в обиде, - Нелепин суховато отстранился. Слишком внимательный взгляд генерала покоробил его и, надо сказать, смутил. Претензий предъявлять не собираюсь. Ну, перепутали, ну, помяли. Вполне, так сказать, в духе времени. Голову оставили - и на том спасибо...
Правда, внутренне разглагольствованиями генерала Нелепин удовлетворился не слишком. В самом деле: ну, перепутали, ну так и отпустили бы побыстрей, а сами кого надо ловить кинулись. Так нет, усыпили зачем-то, потом разбудили, потом на фирму доложили, а доложив, успокоились, словно выполнили именно то, что и было поручено. Да и могла ли вообще такая путаница произойти? Пусть и в шесть утра, пусть в темном дворе. И кто они такие, чтобы людей вязать? Обыкновенные фирмачи! А ведут себя странно, с кем-то разбираются, около политики вертятся. Нет, не все было гладко в полных задорного гнева генеральских возгласах!
Но несмотря на непроясненку и перетрух, Нелепин в тот же день согласие на сотрудничество с фирмой дал, контракт с ней подписал. Подписал потому, что генерал Ушатый ему нравился. Не походил он на обычного генерала, да и вообще фирма, ее лесенки, зимний сад с птицами, компьютерные комнаты и информзал не просто понравились Нелепину - они влюбили в себя тихого провинциала навсегда, навечно.
Иногда здание фирмы даже представлялось ему живым. Особенно в первые ночи, которые проводил он в кабинетике Ушатого, на узкой козетке. Только начинал он засыпать, как прокатывалась по всему зданию какая-то дрожь, а затем словно паутинкой или легким, но упругим крылом летучей мыши прикасался кто-то к его лицу, щекотал губы, подхихикивал тайно.
"Чепуха, чушь, - успокаивал себя Нелепин, - метро-то рядом, вот дрожь и идет".
Откуда было знать бедному провинциалу, чем занимаются на фирме? Кое-какие слухи до Василия Всеволодовича, конечно, доходили. Кое-что сболтнул Чурлов, кой о чем вскользь упомянул Ушатый, но темноты и туманности, наплывавшие из закоулков трехэтажного дома в Даевом переулке, раскинувшего два желтеньких крыла недалече от разрушенной, но вовсе не уничтоженной Сухаревой башни, - оставались. Нелепин то понимал вдруг, что вокруг происходит, то снова путался в догадках. Словно включали-выключали свет: светло - темно, темно - светло. Кое-что по-настоящему прояснилось только в конце седьмого дня пребывания на фирме. И принес прояснение, как повелось уже, генеральский медовый басок:
- Пора, Вася, пора! Пойдем, поглядишь... Надо тебе возможности наши знать. Не все ж голых баб снимать! Когда еще от них, от баб, толк будет! Пойдем! Может, оно и того... и муторно. Да ведь наша, наша тематика!
Прямо из кабинета крохотного внутренняя потайная дверь увела вниз по лестнице, лестница же вбежала в небольшой кинозал.
Только вошли - вмиг пропал свет. Нелепин не успел сесть, не успел к чему-либо прислониться: провалился Ушатый, исчезли шторы и двери, вообще показалось, - нет никого и на сто верст вокруг, а есть одна наглая, разбойная тьмища.
И вот по краю этой тьмы, треснувшей сбоку и справа, как черная юбка на бедре, по краю тьмы, показавшей узкую телесную полоску, по грязненькому осеннему двору рванулся-побежал человек. Он пронесся по двору, как обожженный, не сбавляя скорости, обогнул угол какого-то здания и с ходу врезался в небольшую группку чем-то, как и сам он, до смерти напуганных людей.