- Спят, - почему-то хихикнул он. Но потом, враз посерьезнев, наставительно сказал: - За обычный секс нам с вами, дорогуша, ни центушки не отвалят! Ни у нас, ни... Впрочем вы, конечно, станете уверять меня, что до сих пор не знаете о том, что часть пленок, не имеющих научной ценности, мы продаем на сторону?
- Ээмм... Вообще, конечно...
- Вижу, святая вы простота, вижу! Но не те времена, дорогуша, чтобы девушек из себя корчить. Кстати, продаем пленки мы вполне официально, это уставом фирмы разрешено. А денежки тому, кто покупателя нашел. Сорок, между прочим, процентов! Сегодня у меня встреча с одним таким покупцом. Могу вам его с потрохами отдать. Берите! Богатейте! - осерчал и на минуту смолк Чурлов. Затем спохватился, обиду с лица стер, заговорщицки улыбнулся: - Ну как? Едем?
Нелепин отсоединил камеру, уложил ее в черный футляр, футляр задвинул в широкий напольный сейф. Ключи заперли сейф легко, со звоном, створки прилегли одна к другой тютелька в тютельку, дело спорилось, шло!
С того памятного утра, когда оглушенный, с расцарапанным глазом и мешком на голове полетел он куда-то в тартарары, прошло всего две недели. Однако жизнь Нелепина изменилась до неузнаваемости.
Утром же тем - ошибочка вышла! Не его - другого должны были спустить вниз по эскалатору почтового отделения, а потом закинуть в забранную брезентом машину. Вовсе не Нелепину - кому-то другому должны были садануть по печени, раскурочить глаз. Опять же, не его должны были мытарить сперва по булыжнику пресненскому, потом по асфальту битому, а там и по проселку, увозя из долгожеланной Москвы прочь. Так, во всяком случае, уверял человек, которому Нелепин за городом, в огромном лесопильном сарае, был с рук на руки сдан. То же самое, но уже в Москве, спустя несколько часов выдыхал Нелепину в лицо и генерал-майор Ушатый, лукаво-ласковый Александр Мефодьич.
- Тупари! Бездарности! - прикидывался рассерженным гологоловый, с одним только светленьким вовочкиным чубчиком, генерал в цивильной одежде. Он беспокойно вертелся в небольшом своем кабинетике. Было ему здесь явно тесно, но он, словно испытывал наслаждение, натыкаясь то на книжный, шкаф, то бесчувственным своим животом сталкивая на пол перемешавшиеся с газетами бумаги. - Я ведь только встретить вас приказал! Предупредить, чтобы вы к Большому Дому - ни ногой! Ведь я так сразу и догадался, что вы туда по дорожке по нашей-то кинетесь! А в машину мы одного прохиндея сунуть хотели. А что получилось? Перепутали помощнички. Но оно и славно, что перепутали! А то лежать бы вам, гость дорогой, с камнем на шее да на дне Москвы-реки... Ну, ну! Это я опять шуткую.
Ушатый налил по третьей. "Посольская" пролетала гортань в один дух. И уходила тревога, утихало бушевавшее нелепинское сердце, гасли пылающие бронхи, застилался пленочкой умиленья подбитый глаз.
На глаз обратил внимание и Ушатый.
- Ну-тко, ну-тко... Как говаривали в старину: а поворотись-ка, сынку! - Всей своей громадной тушей генерал подался вперед, удивительно ловко обежал стол, глянул в нелепинский, с сине-багровым пораненным веком, левый глаз. - Ну это заживет! Вздохнуть не успеете! И хорошо ведь, что левый глаз, а? - ворковал генерал, продолжая внимательнейшим образом вглядываться в нелепинский зрачок. - Зрачочек-то у вас, - что надо! Живой зрачочек! И глубина удивительная: 0,04 - 0,06. И проницаемость... и светимость! А вспышка, вспышка! Что и требовалось доказать... - пробормотал последние слова про себя почти.