— Уверен, мои проблемы не коснутся никого из вас. Это совершенно не тот уровень, чтобы вам стоило вникать. Разберёмся сами.
— Вы же учились где-то на Урале? Предположу, что студенческие бандитские кланы?
Секунду подумав, я всё же сообщил:
— “Единороги”. Вам это о чём-то говорит?
Голицын мигом поменялся в лице.
— Говорит. Они что-то требуют?
Я подумал, что о дневнике лучше не говорить, и ответил полуправдой:
— Информацию об отце. Либо — продать за бесценок мою крепостную, в северной деревне. Несовершеннолетнюю с высоким процентом.
— Я понял. Ценная информация. Думаю, я вынужден буду подключиться к вашей проблеме. Не смею больше задерживать, хорошего дня!
Мои предположения по поводу поведения Аллы оправдались — после моего отказа её интерес заметно поугас, хоть она и продолжала быть весёлой и позитивной.
— Полочку прибили, всё окай! Не тревожу тебя больше. Как ты в целом? Как тренировка?
— Спина ноет с непривычки.
Лекции весь день были по языкам. В короткой анкете я не стал хвастаться. Отметил, что знаю английский, французский и немного баварский — хотя с последним было всё не так просто, потому что немецкий Основного Пучка весьма сильно отличался от местных германских наречий. Но после короткого опроса нас разбили на группы, и я попал в одну с Лукьяном и Самирой, как “полиглот”. Половину дня мы с молодой преподавательницей осваивали нужные в работе обороты на доступных языках, с нами поделились полезными разговорниками и советами по поводу коммуникаций.
После обеда в коридоре к нам с Лукьяном подошёл Тукай с тройкой других парней.
— Есть предложение сыграть в покер в эту пятницу. Клуб “Штопор” на Тверской. Что думаете? Или вам мешают какие-то нравственные устои?
Он слегка ехидно посмотрел на Лукьяна. А в следующую секунду Лукьян съездил Тукаю в челюсть.
Глава 17
Удар прошёл медленно, плавно и без всяких попыток сопротивляться. Волосатая голова отклонилась и тут же вернулась в исходное положение. Я схватил Лукьяна за локоть и оттянул его назад, хоть это и было рискованно: его ноздри раздувались, как у быка на корриде, а лицо залилось кровью. Парни тоже бросились растаскивать в разные стороны.
— Как ты смеешь?! — орал Мамонтов. — Смеёшься над устоями моими?! Это не устои, это принципы! Никогда! Ни в жизни Мамонтовы не играли в азартные игры!
Жест был более чем нелогичным, но я уже встречал такое. Человеку наступили на больную мозоль, и это стало спусковым крючком. Человек может днями не выражать ничего на лице, но при этом у него копится такая уйма агрессии и злобы, что в один прекрасный момент всё вырывается наружу. Он просто завидует, понял я — тяжело быть не в центре внимания и не лучшим, когда так привык к этому.
Да уж. Ну и коллега мне попался!
— Лукьян, остынь, — спокойно сказал Тукай. — Я ничего не имею против твоих устоев. Это был не сарказм, а обычный вопрос.
— Дворики, вечно вы стебёте купеческих! Ну и что, что у меня низкий процент! Это ничего не значит!
— Ничего не значит, — кивнул один из сороколетних. — У меня, например, ноль и один. Живу как-то.
— Прости, — продолжил Тукай всё тем же спокойным тоном. — Я не хотел тебя оскорбить.