— Простите, ребята, — начал Джонни, — все было здорово, но можно еще лучше. Мы только попробуем, ладно?

Милнер перевесил очередной микрофон.

— Восьмая строчка, Сай, — подсказал Джонни. — Можешь взять выше, как Пуччини?

Милнер вытащил из кармана какой-то мятый листок, похожий на квитанцию из химчистки, сел за пианино, сыграл пару аккордов, а потом, черкнув что-то на бумажке, дал указания оркестрантам.

Не скоро Фонтейн вернется к Эдди Нильсу!

Эта песня унесла его в дальние дали, в глубину собственной души, и Джонни точно знал, что сможет оказаться там снова. Он запишет целую пластинку песен, которые заставят людей плакать или смеяться в зависимости от слов и его настроения. А можно на одной пластинке записать песни группы Лесса Галли, чередуя с новыми, — получится нечто необыкновенное, непохожее на то, что когда-то играли джазмены.

Фил Орнштейн поздравлял всех собравшихся. Конечно, он не представлял, что на запись одной песни может уйти столько времени, да что поделаешь! Если Джонни Фонтейн будет продолжать в том же духе, то скоро люди будут сметать с полок магазинов все пластинки, выпущенные Национальной студией звукозаписи.

Милнер встал за дирижерский пульт, из-за толстых стекол очков казалось, что один глаз смотрит на оркестр, а второй — на Фонтейна. Джонни плотно закрыл глаза, и песня полилась.

Сай сыграл восьмую строчку повыше, и призрак Пуччини вознес песню на новые высоты, увлекая за собой душу Джонни Фонтейна.

Первый час полета Майкл и Кей почти не разговаривали. Лишь однажды Кей выразила восторг от дикой красоты пустыни, сравнивая ее с полотнами известного абстракциониста, работы которого были известны даже школьникам. Корлеоне сделал вид, будто понимает, о чем речь, про себя удивляясь, что не может быть до конца честным даже с женой.

Майкл спросил, как прошел переезд. Кей приготовилась рассказать, как на прошлой неделе Питер Клеменца с женой приехали в бывший дом Корлеоне. В кабинете Вито стояла Кармела. Она была пьяна и бормотала молитвы по-итальянски. «Это мой дом! — заявила она. — Никуда не поеду!» Нет, не стоит рассказывать. Майклу скоро доложат об этом во всех подробностях. Более того, вне всякого сомнения, он уже знает.

— Все в порядке, — вслух произнесла Кей. — Конни мне очень помогает.

Даже в такой безобидной фразе скрывался тайный смысл. Внешне Майкл остался спокойным, хотя прекрасно знал, что Конни по-прежнему винит брата в смерти Карло Рицци, несмотря на то что знакомый окружной прокурор уже вынес приговор одному из членов банды Барзини.

— Как странно, — пытаясь разрядить обстановку, проговорила Кей, — мы летим на гидроплане над пустыней!

Везде, насколько хватало глаз, лежало бескрайнее песчаное море. Через некоторое время на севере показались окутанные дымкой горы.

— Как дети? — спросил Майкл.

— Ты же сам видел! — отозвалась Кей. Когда они уезжали, двухлетняя Мэри громко плакала и звала: «Папа, папочка!» Энтони, который на следующий год должен был идти в детский сад, сидел на полу под огромной коробкой и, пробив в ней дырку, смотрел телевизор. Показывали кукольный спектакль, наверное, призывающий детей быть честными и добрыми. У кукол — кукольные проблемы. Никогда главному герою не придется мстить за убитых родственников. Его отца «Нью-Йорк таймс» не назовет «королем преступного мира», а дедушку не застрелят на улице. — Как они тебе?