– А в том, что с сегодняшнего дня я больше не Высочество, а Величество, – ответил Михаил, обведя взором присутствующих, которые изумленно притихли. – Мой брат, убедившись, что у меня получилось выиграть сражение, отрекся за себя и за своего сына, переложив императорские обязанности на мои плечи. Вот смотрите…

Михаил передал манифест об отречении Линевичу. Тот вздел на нос очки, долго читал, по-старчески шевеля губами, особенно тщательно изучая подпись, а потом громогласно произнес:

– Все верно, господа! Император Всероссийский Николай Александрович, гм, подал в отставку – то есть отрекся от престола за себя и за сына, передав трон присутствующему здесь своему брату Михаилу Александровичу Романову. Государь, позвольте мне первому принести вам присягу на верность?

И, не дожидаясь ответа на свой риторический вопрос, пока его кто-нибудь не опередил, командующий первой Маньчжурской армии встал на одно колено и начал громко и бодро произносить слова клятвы, словно и не было ему сейчас шестидесяти пяти лет:

– Я, генерал от инфантерии Николай Петрович Линевич, обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом, пред святым его Евангелием, в том, что хощу и должен Его Императорскому Величеству, своему истинному и природному Всемилостивейшему Великому Государю Императору Михаилу Александровичу, Самодержцу Всероссийскому верно и нелицемерно служить и во всем повиноваться, не щадя живота своего, до последней капли крови, и все к высокому его Императорского Величества Самодержавству, силе и власти принадлежащие права и преимущества, узаконенные и впредь узаконяемые, по крайнему разумению, силе и возможности предостерегать и оборонять, и при том по крайней мере стараться споспешествовать все, что к Его Императорского Величества верной службе и пользе государственной во всяких случаях касаться может; о ущербе же Его Величества интереса, вреде и убытке, как скоро о том уведаю, не токмо благовременно объявлять, но и всякими мерами отвращать и не допущать тщатися, и всякую вверенную тайность крепко хранить буду, и поверенный и положенный на мне чин, как по сей (генеральной), так и по особливой, определенной и от времени до времени Его Императорского Величества именем от предоставленных надо мною начальников определяемым инструкциям и регламентам и указам, надлежащим образом по совести своей исправлять, и для своей корысти, свойства, дружбы и вражды противно должности своей и присяги не поступать, и таким образом весть и поступать, как верному Его Императорского Величества подданному благопристойно есть и надлежит, и как я пред Богом и Судом Его страшным в том всегда ответ дать могу; как сущее мне Господь Бог душевно и телесно да поможет. В заключение же сей моей клятвы целую Евангелие и Крест Спасителя моего. Аминь.

В благоговейной тишине голос его звучал торжественно и громко – и сердца присутствующих наполнялись ликованием и гордостью. Едва отзвучали последние слова – как вдруг, точно по волшебству, рядом с генералом самый нужный в такой ситуации человек: то есть православный священник. Он подставил первому верноподданному императора Михаила Евангелие и крест. Поцеловав их (что сопровождалось отдаленным громом), генерал Линевич добавил: