– Кого хороним, господа? – попытался разрядить я обстановку, – неужели микадо? Победа ведь – мы победили и враг бежит. И вообще, вчера вы выиграли не только эту битву, и не одну лишь кампанию, а всю войну. У Японии больше не осталось солдат для того, чтобы оспаривать у России хоть что-то, и предстоящая Корейская кампания будет проходить под знаком подавляющего превосходства наших войск.

– Вот в этом-то и суть, господин Серегин, – шамкающим голосом сказал генерал Линевич, – Когда вы беретесь за дело, то врагов целыми армиями словно слизывает языком корова. Удар по флангам, командующий убит или захвачен… А если кто пытается выскочить из западни, так его – шрапнелями и из новомодных пулеметов. Действительно Победа! Раз-два – и в дамках. Не по-людски это, Сергей Сергеевич, и не по-христиански…

– Я вас что-то не пойму, Николай Петрович… – сказал я, ощутив внутреннее облегчение, – наверное, вам приятнее было бы теснить противника лобовыми атаками, поливая кровью русских солдат каждый промежуточный рубеж вражеской обороны, и иметь потери вдвое, а то и втрое большие, чем у противника. Так под Порт-Артуром поступали японские генералы, посылая своих солдат в атаки волнами против обороны на высотах. В итоге общее численное превосходство армии генерала Ноги было пятикратным, но двое из этих пяти японских солдат, атаковавших одного русского, были убиты, и еще один искалечен. Вот так вести войну по отношению к своему солдату – не по-человечески и не по-христиански. Русские бабы вам, господа генералы, новых солдат не нарожают, а если и нарожают, то не для того, чтобы вы их за просто так укладывали в землю. Россия – самая большая страна в мире, и среди цивилизованных – одна из самых незаселенных. Если у вас есть возможность еще до штыковой схватки расстрелять врага из пулеметов, то вы обязаны это сделать. Грядет великий и ужасный двадцатый век – время варварски жестоких войн, во время которых на небольших европейских «просторах» будут сходиться в сражениях миллионные армии. Тогда людей будут жечь огнем, травить ядовитыми газами, расстреливать из огромных орудий, забрасывать бомбами с аэропланов и дирижаблей – и все равно при огромнейших потерях не иметь на фронте ни малейшего эффекта. В мое время это называлось «позиционный тупик». То, что я вам показал сейчас – это взлом того шаблона, концентрация сил на избранных направлениях и глубокий прорыв во вражеский тыл. Впрочем, все это будет уже не моей заботой. Михаил Александрович, прочтите…

Я достал из полевой сумки лист с манифестом об отречении Николая и протянул его новоназначенному монарху.

– Что, уже? – прочитав Манифест об отречении императора Николая, немного испуганно спросил новоиспеченный император. – Я не думал, что это случится так скоро…

– Уже, – сказал я, – мы тут посоветовались и решили, что не стоит тянуть кота за хвост сверх необходимого, тем более что супруга вашего брата после лечения сама загорелась идеей пожить на свободе.

– Ах вот оно что… – сказал Михаил, прикусив губу, – тогда понятно…

– А в чем, собственно, дело, Ваше Императорское Высочество? – спросил неугомонный Линевич.