Ее передернуло от мысли, как вся эта штуковина будет выглядеть в разворошенном виде. Но слава богу, она была избавлена от необходимости любоваться этим зрелищем.

Аннике было интересно, зачем звонил судебный врач, но она решила, что со временем все узнает. Участок у них небольшой, и все мало-мальски интересное становилось известно через час.

Бертель Мелльберг слушал сигналы в трубке и смотрел, как Анника выходит из комнаты.

Чертовски привлекательная бабенка. Крепкая и нетолстая и при всем при том мясистая, где надо. Светлые длинные волосы, сиськи торчат и какая задница! Жалко только, что она все время ходит в длинных юбках и просторных блузках. Может, стоит указать ей на то, что он считает обтягивающую одежду более подходящей. Как у начальника, должно же у него быть право иметь свое мнение по поводу одежды персонала. Тридцать семь стукнуло — он знал, сколько лет Аннике, потому что посмотрел ее личное дело; на двадцать с небольшим лет его моложе — как раз на его вкус. Старый конь знает, как и чем подзаняться. Он такой парень, что сто очков вперед любому молодому даст: мужественный, опытный, крепкого сложения, и ни один дьявол никогда не догадается, что у него с возрастом слегка волосы поредели. Он осторожно потрогал голову. Волосы были уложены как надо.

— Турд Педерсен.

— Да, здоро́во. Я комиссар Бертель Мелльберг. Полицейский участок в Танумсхеде. Ты меня искал.

— Да, совершенно верно. Это касается дела о смерти, которое мы получили от вас. Женщина по имени Александра Вийкнер. Выглядело как самоубийство.

— Да-а.

Педерсен медлил с продолжением, и интерес Мелльберга определенно пробудился.

— Я провел вчера вскрытие ее тела и могу заявить без малейших колебаний, что это ни в коем случае не самоубийство. Она была убита.

— Вот дерьмо!

Мелльберг настолько увлекся, что опять ухитрился опрокинуть чашку с кофе: часть снова вылилась на письменный стол, но в основном досталось рубашке, на которой расплылось очередное пятно.

— А откуда вы это знаете? Какие у вас доказательства, что это убийство?

— Я могу переслать вам по факсу протокол вскрытия прямо сейчас, но сильно сомневаюсь, что вы во всем там разберетесь. Вместо этого я вкратце изложу вам наиболее важные пункты. Подождите немного, мне надо найти очки, — сказал Педерсен.

Мелльберг слышал, как Педерсен ищет очки, и с нетерпением ожидал продолжения.

— Так, посмотрим, что тут у нас. Женщина. Возраст — тридцать пять лет. В хорошем физическом состоянии. Но это вы, наверное, уже знаете. Смерть наступила около недели назад, но тело хорошо сохранилось — в первую очередь благодаря низкой температуре в помещении, где оно находилось. Лед вокруг нижней части тела сохранил его полностью. Резаные раны на внутренней стороне обеих рук нанесены бритвенным лезвием, которое было найдено на месте. И вот именно здесь у меня появились подозрения. Оба разреза совершенно идентичной глубины и абсолютно прямые, что в данном случае весьма и весьма маловероятно. Даже более того — могу доказать, что это совершенно невозможно в случае самоубийства. Ты понимаешь, из-за того, что мы все либо правши, либо левши, то соответственно, к примеру, у правши разрез на левой руке был бы заметно прямее и глубже, чем рана на правой руке, так как пришлось бы использовать неправильную руку, так сказать. Я также исследовал пальцы на обеих руках, и мои подозрения стали еще сильнее. Лезвие бритвы настолько острое, что при его использовании в абсолютном большинстве случаев остаются микроскопические порезы на пальцах. Ничего подобного в случае Александры Вийкнер. Уже одного этого, таким образом, достаточно, чтобы утверждать, что кто-то другой разрезал ее запястья, наверняка пытаясь создать видимость самоубийства. — Педерсен сделал паузу и продолжил: — Спрашивается: как этот кто-то сумел сделать так, что жертва не оказала ему сопротивления? Я получил ответ в результате токсикологической экспертизы. В крови жертвы было обнаружено большое количество снотворного.