— Виктор, как вы себя чувствуете? — Лапин тревожно рассматривает мою голову, видимо пытаясь отыскать на ней следы ранения — Я заезжал к вам в больницу сразу после этого несчастного случая, но вы спали. Врачи не разрешили вас беспокоить. А потом эта командировка… Вот только сегодня утром вернулся.

— А уже установлено, что это был несчастный случай? — я приветливо киваю секретарю и усаживаюсь рядом с Лапиным.

— Следствие еще идет, пока под подозрением двое монтажников, которые плохо закрепили софитную ферму. Это такой позор для Останкино… Американцы, концерт…

Мне неприятна тема разговора, я больше не хочу вспоминать об этом ужасе, поэтому быстро меняю тему.

— Но ведь запись получилась неплохая — я смотрю в окно. Там недалеко виднеется красиво подсвеченная Спасская башня. Перевожу взгляд на часы. Девять вечера. Я обещал маме быть дома не позднее десяти — уже ясно, что не успеваю. Врачи рекомендовали мне соблюдать режим работы и отдыха, но «покой нам только снится».

— Да, концерт получился отличным, на следующий день все досняли. Нас просто завалили письмами и телеграммами с просьбой его повторить. Но конечно главное украшение этого концерта ваши песни. Теперь они постоянно звучат в эфире.

Лапин держится с достоинством, но понятно, что ситуация с моим ранением напрягает его. И, похоже, он теперь считает себя моим должником. Конечно, хорошо иметь такого влиятельного человека в должниках. Но это с одной стороны. А с другой стороны, Лапин — протеже Брежнева. И Романов теперь расставляет везде своих людей. Так что, сколько еще Лапину оставаться влиятельным человеком и занимать свой высокий пост? И кто придет ему на смену…?

— Григорий Васильевич ждет вас — секретарь кладет трубку телефона и открывает передо мной дверь кабинета. Я вхожу внутрь. Тут все по-прежнему, за исключением того, что Романов сидит за длинным столом для совещаний и что-то раздраженно чиркает на документах.

— Как самочувствие? — Генсек откладывает бумаги и внимательно смотрит на меня

— Спасибо, получше — я присаживаюсь рядом, по привычке всматриваюсь в документы

— Ну ты и жук, Витька — смеется Романов — Опять подсматриваешь

— Чисто автоматически, Григорий Васильевич — улыбаюсь я в ответ — Может, что подтолкнет мои…э… способности

— На, смотри. Только это не то, чтобы секретно, но распространяться не стоит.

Романов подвигает мне стопку документов. Я хватаю первый лист и понимаю, что вижу заявку Болгарии на вступление в СССР! Вот это номер. Механически проглядываю сопровождающие бумаги. От Совмина, от Верховного Совета…

— В первый раз Живков обратился еще к Никите в 1963 году во время визита в Москву — Романов встает, хрустит суставами — Однако тот отшутился в свойственной ему манере: «Ага, хитрые какие, хотите, чтобы мы за наш счет платили грекам ваши репарации? У нас долларов нет! Если у вас есть — платите сами!».

— Речь о репарациях по итогам Второй мировой войны, в которой Болгария воевала на стороне Гитлера?

— Точно. Вторую попытку Тодор предпринял в 73-м году. Репарации уже были выплачены, препятствий вроде нет. Но Леня тоже отказал. Даже пошутил: «Курица — не птица, Болгария — не заграница».