Такого буйства природы, честно говоря, я не видела даже в Фартоне.

Здесь пейзажи сменяли друг друга столь быстро и столь неистово, один прекраснее и живее другого, что сюжеты возникали один за другим. Правда, стоило подумать про Фартон, как настроение слегка потускнело.

Мы все-таки отправились туда весной, но леди Ребекку не застали. Со слов экономки, чопорной сварливой особы, мой дед умер сразу после Праздника Зимы, отписав все свое состояние дочери. После чего та собралась и уехала, куда — не сказала и адреса не оставила, «Бессовестная и безответственная особа, мне же надо этот дом держать, а если деньги кончатся?»

— Лотте, — Эрик коснулся моей руки, чувствуя настроение. — Устала?

— Нет, — покосилась на корзинку с едой, которую укутывало охлаждающее заклинание. — Просто проголодалась.

— Хочешь что-нибудь сейчас?

Покачала головой.

— Подожду, пока доберемся. Иначе я стану совсем круглой.

— Тебе это не грозит.

— Грозит, — я положила руки на живот: огромный, который уже не скрывали даже самые свободные наряды.

Все дело было в малыше, который рос не по дням, а по часам. Какая у него будет магия, оставалось только догадываться, ра́вно как и то, мальчик или девочка появится на свет. Предпочтений у нас с мужем не было, а в доме были готовы две комнаты: одна для Рауля, другая — для Эрики. Впрочем, мне почему-то казалось, что вторая долго пустовать не будет.

— Ты самая прекрасная женщина на свете, — произнес муж, осторожно притягивая меня к себе.

— Самой прекрасной женщине на свете сейчас не помешало бы размяться, — сказала я.

— Скоро уже приедем.

Мы поехали в экипаже, потому что дороги в Лавуа пока еще были не предназначены для мобилей, а тряска на ухабах и кочках — не лучшее, что можно предложить женщине в положении.

И правда, стоило экипажу спуститься с холма, а потом чуть его обогнуть, как впереди раскинулось поле. Огромное белоснежное поле, как если бы перед нами расстелили кусочек зимы посреди лета, вот только зиму эту при всем желании нельзя было назвать холодной. Она расцветала огромными белыми, тянущимися к небу, цветами. Казалось, нет в мире больше ничего кроме этих цветов и неба.

— Если свернуть направо, попадем к морю и к замку де Ларне, — хмыкнул Эрик. — Он сейчас возводится заново.

Ох, да! Лавуа — земли его брата.

— Как и этот дом.

Эрик указал в другую сторону: туда, где заканчивалась аламьена и начинался лес.

Сердце пропустило удар, а потом забилось сильнее, потому что даже сейчас, глядя на отсюда кажущихся крошечными, суетящихся у сваленных досок и камней, рабочих, я поняла, где оказалась.

Там, где сейчас велись работы, раньше был дом, где я родилась, умерла и родилась снова.

Дом моих родителей.

Сначала я не поверила своим глазам, но по мере того как экипаж приближался к месту строительства, осознание этого все отчетливее накрывало меня с головой.

— Зачем? — спросила я, закусив губу.

— Зачем — что?

— Зачем ты решил восстановить этот дом?

— Я тут ни при чем, Лотте, — Эрик отпустил меня, но только для того, чтобы внимательно заглянуть глаза.

— Ни при чем? Но тогда кто…