От счастья.

От радости.

От сознания того, что в мою жизнь после долгой стужи наконец-то пришла весна, и что эта весна никогда больше меня не оставит. Потому что моя весна — это он.

Сюин помогала мне с прической. Иньфаянка появилась здесь в тот же день, что я пришла в себя, на этом настоял Эрик, и за ней тут же послали. Нам пришлось задержаться в Мортенхэйме: целитель не рекомендовал меня куда-либо перевозить, и Эрик решил остаться. Что касается случившегося той ночью, он мне все рассказал. Рассказал довольно отстраненно, избегая лишних деталей, но теперь я знала гораздо больше, чем мне хотелось бы.

О том, что Мортенхэйм должен был стать ловушкой вовсе не для меня, и о том, что де Мортен использовал приглашение, чтобы заманить нас. К моему великому облегчению, Луиза ни о чем не догадывалась. Разочаровываться в этой удивительной женщине не хотелось, а впрочем, мои чувства вряд ли можно было назвать разочарованием. Скорее, они заставили меня о многом задуматься и сделать соответствующие выводы. В частности, о том, что иногда подлость идет рука об руку с благородством (и речь здесь, как ни странно, не о титулах, что даны от рождения).

— Добавим украшений? — Сюин закончила с прической и кивнула на комплект — подарок Эрика.

Я покачала головой.

— Нет, спасибо.

— Тогда, может быть выпустим пару завитков?

Кивнула, и иньфаянка мне улыбнулась.

Я же снова перевела взгляд на украшения, что были на мне в ту ночь.

Агольдэр уничтожен, виконт Эрден жив, Лавиния поправляется. Как объяснил Эрик, Аддингтону удалось так легко захватить ее сознание потому, что однажды, когда она была совсем юной, Лавиния попала под его внушение. Это знание тоже считалось давно утраченным, но мааджари его успешно применяли, и граф Аддингтон владел им в совершенстве. Как выяснилось, не только им: он захватывал тела людей и убивал тех несчастных девушек, чтобы подставить Эрика. Оставлял на местах преступлений следы, которые явно указывали на него.

Брат Эрика извинился передо мной за слова, что мне довелось услышать, но на него я точно не держала зла. Граф де Ларне, Анри, как он попросил его называть, действительно хотел защитить брата, а в пылу ссоры наговорить можно много всего интересного. Он узнал о планах де Мортена лишь когда приехал в Мортенхэйм, за несколько часов до того, как должен состояться бал. Именно тогда ему пришла в голову эта идея с титулом, поскольку бумаги все равно были при нем: на праздничной неделе он собирался уговорить Эрика его принять.

Собственно, по этому поводу я и наряжалась. По иронии судьбы, подписать документы Эрику предстояло в кабинете де Мортена.

— Ни один высокородный ублюдок больше не посмеет смотреть на тебя свысока, — заявил он. — И не попытается использовать в своих целях.

В тот момент я ответила, что это не самая лучшая причина для принятия герцогства, а он ответил, что для него — единственно весомая. Несмотря ни на что, отношения между ним и Анри по-прежнему оставались весьма напряженными.

Сразу после подписания мы собирались вернуться в Лигенбург. Праздничная неделя уже подошла к концу, поэтому поехать в Фартон именно сейчас мы не успевали. Договорились, что отправимся туда позже, когда будет четыре выходных в честь первого месяца весны. Эрик настаивал, чтобы я бросила работу, но я отказалась. Разумеется, я не останусь в театре до последнего, но декорации к спектаклю-премьере не брошу.