Может, так и было задумано, что курс лодок, увозивших последних чужеземцев, пролегал мимо площадки для уничтожения сданного опия. Знай об этом Бахрам, он бы задернул шторку на окошке своей каюты, а теперь не успел даже зажмуриться и увидел, как сотни рабочих, точно муравьи, туда-сюда снуют, разбивая ящики и отправляя их содержимое в огромный чан.

Пояснять, чем они заняты, не требовалось; Бахрам, полжизни возивший эти ящики из древесины манго, узнал их даже издали. Вспомнились шторм в Бенгальском заливе и попытка спасти драгоценный груз, чуть не стоившая ему жизни; вспомнилось, сколько сил было потрачено на сбор огромной партии и связанные с нею надежды. Смотреть было тяжело, и все равно Бахрам не мог отвести взгляд от рабочих, по пояс в опийной слякоти топтавшихся в чане. Казалось, топчут его самого, превращая в темную жижу, которую потом сольют в канавы.

От желания опия саднило горло, ломило голову и грудь, но на виду у слуг не закуришь, придется ждать до «Анахиты». Бахрам лег на койку и стал отсчитывать часы.

Только после полуночи он наконец-то был один в своей каюте. Бахрам отворил иллюминатор, запер дверь и приготовил трубку. У него жутко тряслись руки, но после первой затяжки дрожь прошла и весь он расслабился.

Ночь выдалась душная и безветренная; Бахрам снял пропитавшиеся потом кошти и седре и, оставшись в одних рейтузах, улегся в койку.

В иллюминатор виднелись хребты и вершины Гонконга, на фоне яркой луны читавшиеся силуэтами. Рядом со шхуной то и дело проплывали лодки, слышались плеск воды под веслами, смех и ворчанье лодочниц. Знакомые звуки эти казались эхом минувшего, и Бахрам ничуть не удивился, услыхав, что кто-то его окликает:

– Мистер Барри! Мистер Барри!

Выглянув в иллюминатор, он увидел сампан, подплывший к корме «Анахиты». Паренек в лодке опирался на весло, островерхая шляпа затеняла его лицо.

– Иди, мистер Барри, – прошептал он, боясь, видимо, разбудить корабельную команду, но Бахрам слышал его отчетливо. – Иди, она тебя ждать. – Мальчишка показал на плетеную кабинку. – Там.

В случае пожара или иного бедствия иллюминатор мог служить спасательным люком, под ним стоял застекленный ящик, в котором хранилась веревочная лестница. Закрепив крюки на раме, Бахрам распустил ее за борт. Парень ухватил нижнюю перекладину, Бахрам пролез в иллюминатор и очень осторожно стал спускаться.

– Давай, мистер Барри, давай!

Ощутив под ногами днище, Бахрам выпустил лестницу и оттолкнулся от борта шхуны.

Мальчишка опять показал на кабинку:

– Туда, мистер Барри. Она тебя ждать.

Бахрам нырнул под бамбуковый навес, и тотчас чья-то рука коснулась его голой груди. Он вмиг узнал эти огрубелые пальцы.

– Чимей?

В ответ раздалось хихиканье. Во тьме Бахрам распахнул объятья:

– Чимей, приди!

Потом, как бывало прежде, они улеглись на носу лодки, глядя на дрожащее отражение яркой луны. Отблески его озаряли лицо Чимей, в воде облик ее сливался с лунным диском: она как будто улыбалась, манила из глубины.

– Приди, мистер Барри, приди. Скорей!

Бахрам рассмеялся.

– Иду, Чимей, иду. Уже пора.