Не успела начаться дискуссия, как у входных дверей возникла вереница из кули – оказалось, городские власти распределяли провиант. Индийская фактория тоже получила свою долю: шестьдесят кур, две овцы, четыре гуся, пятнадцать бадей питьевой воды, бочонок сахара, кульки с печеньем, мешки с мукой, кувшины с маслом и еще много всякого другого.

– Ничего не понимаю. – Вико поскреб в затылке. – Нас хотят уморить или откормить на убой?

Всю ночь на майдане трубили морские раковины, звенели гонги, слышались резкие команды Кань-чо! Цау-чо! Поглядывай! Смотри в оба! Уснуть было невозможно.

Утром, наскоро позавтракав в кухне, Нил вышел на майдан и поразился произошедшим переменам: за ночь, точно в сказке, ярмарочная площадь превратилась в строевой плац. Все прежние обитатели майдана исчезли, зато появились вооруженные солдаты, человек пятьсот, а то и больше: одни маршировали, другие несли караул под стягами своих подразделений.

Днем новшества продолжились: в центре майдана бригада рабочих возвела палатку, которую заняла группа толмачей, возглавляемая старейшиной Томом.

Они-то здесь зачем?

Получив задание все выяснить, Нил доложил хозяину: это пункт приема заявлений и жалоб иноземцев. Если, к примеру, чужаку нужно что-нибудь постирать, пусть обратится к толмачам, и они проследят, чтобы заявка была исполнена должным образом.

У Бахрама отвисла челюсть.

– Они держат нас в заточении, но озаботились нашим бельишком?

– Да, сет-джи. Говорят, не хотят причинять нам даже малейших неудобств.

Чуть позже под балконом английской фактории поставили несколько больших кресел, в которые уселись купцы китайской гильдии. Сменяя друг друга, они сидели там сутки напролет. Похоже, купцы отбывали наказание за то, что не сумели уговорить чужеземных партнеров сдать контрабанду.

Потом на майдан приплелись замызганные ласкары и матросы-европейцы. Днем раньше они получили увольнение на берег, провели его, конечно, в притонах Свинского проулка и вот, очухавшись, узрели разительную перемену анклава. Попавшие в ловушку моряки теперь искали какую-нибудь работу.

Известие о новой рабочей силе взбудоражило торговцев, лишившихся обслуги: даже толком не одевшись, они выскакивали из домов и, отпихивая друг друга, хватали еще не вполне проспавшихся матросов. За несколько минут всех разобрали, все были наняты.

После полудня, когда город изнывал от палящего солнца, в индийскую факторию влетел Ноб Киссин-бабу:

– Бачао! Бедствие! Надлежит немедленно предпринять меры по спасению!

– Кого?

– Коров! Им грозят солнечный удар и ожоги!

После ухода китайских работников маленькое городское стадо осталось безнадзорным, и судьба страдавших от жары буренок не могла не тронуть нежное сердце пастушки, скрытой под оболочкой гомусты. Она не успокоилась, покуда Нил не собрал слуг в строительную бригаду, соорудившую бамбуковый навес над коровьим загоном.

Ближе к вечеру на майдане появилась новая милиция, почти целиком сформированная из недавних слуг в домах чужаков. Теперь они были вооружены пиками и палками и облачены в куртки, перехваченные красными кушаками. Каждый милиционер имел ротанговый щит, а голову его украшала твердая островерхая шляпа с крупными иероглифами.