Виталик забеспокоился довольно быстро:

— Нет, ну какие претензии, шеф?

Данил молчал, не отводя взгляда. Виталика они месяц назад подвели к одинокой дамочке, занимавшей довольно видное положение в «Бульварном листке». Работа там отнимала массу времени, а искать сексуальных утех прямо в редакции было бы затруднительно: среди посвященных «Листок» пользовался сомнительной славой одного из гнездовий шантарских гомиков (впрочем, лесбиюшки тоже попадались, так что бабе с нормальной сексуальной ориентацией крутить служебные романы было бы несколько хлопотно).

— Ну? — спросил Данил, решив, что выждал достаточно. — Ну и когда ты последний раз трахал звезду шантарской журналистики? Чего мнешься?

— Ну, две недели назад…

— Бог ты мой, — сказал Данил философски. — Эта чертова перестройка в молодежи убила всякое чувство ответственности… чего скалишься? Я тебе скалиться разрешал?

Кудряш вздрогнул и выпрямился в кресле. Данил обошел стол, навис над лентяем и положил ему ладонь на плечо, перенеся на эту руку почти всю тяжесть тела:

— Причины? Временная импотенция или новая лялька?

— Ну, лялька…

— Лялек будешь валять в свободное от работы время, — сказал Данил ласково-убедительно. — А работа твоя в том и заключается, чтобы ублажать Галочку Башкирцеву как ей хочется. И качать информацию в паузах меж фрикциями — тебе, недоучке, известно, что такое фрикция? Молчать! Никто тебя, раздолбая, работать не приневоливал, сам напросился, все инструктажи прошел, клятвы давал… — он сжал двумя пальцами плечевой мускул так, что бедолага Виталик поневоле взвизгнул.

— Шеф…

— Я тебя последний раз предупреждаю, — сказал Данил примирительно. — Вот пол-лимона… глазки не закатывай, хватит выше крыши. Звони Галочке и устрой ей афинскую ночь… Мне нужно знать, кто накропал эту поганую статейку, кто ее проталкивал… словом, все. Учить не надо. Брысь!

Вышел в приемную следом за Виталиком, вопросительно глянул на товарища старшего прапорщика.

— Соловей готов к встрече, — доложила Митрадора. — «Кольчуга» заверяет, что никаких оснований для беспокойства нет.

— Ну, коли так… — проворчал Данил, ретируясь в кабинет.

Возможно, он и перемудрил «иранским контрактом». Коли уж «Кольчуга», мощная столичная организация частного сыска, работавшая в первую очередь на Гильдию товаропроизводителей, заверяет… Ладно, казна «Интеркрайта» некоторое кровопускание стерпит, даже если след пустой, Кузьмич не обидится…

Ровно в пять со всегдашней своей пунктуальностью явился Самур — канал связи с «заимкой» и единственный оттуда человек, которого Данил знал и видел воочию. Чернявый кавказский человек непонятного возраста — то ли тридцать, то ли пятьдесят — и столь же непонятной национальной принадлежности. Данил в свое время осторожно применил парочку мелких тестов, пытаясь угадать хотя бы вероисповедание коменданта «заимки», но ничего не добился — предложенную ветчину Самур как ни в чем не бывало съел, а словесные крючки так и не позволили определить, христианин это, суннит или шиит. В конце концов Данил махнул рукой — еще просечет и пожалуется, от Кузьмича нагорит…