- Н-да, папаша... Комфортом здесь у вас, надо признаться, и не пахнет.
- Не пахнет, не пахнет, Николашенька, - соглашается тот. И, по-хозяйски осмотрев помещение, он обращается к присутствующим:
- Ну, как вы себя здесь чувствуете, господа?
- Великолепно! - отвечают ему из разных углов.
- Не жизнь, а сказка.
- Не хватает только тюремных оков, надсмотрщиков и орудий пытки.
- А ведь вы, господа, совершенно напрасно себя здесь замуровали. Можно и в номерах отлично устроиться.
- Да? Вы считаете? А не опасно?
- Ну, полно. Какая там опасность! Никакой опасности нет. Большевики наголову разбиты, и не только у нас, но и по всей губернии. Вот мой сынок, подпоручик, может вам подтвердить это.
- Совершенно точно, - подтверждает молодой офицер. - Военные действия в Ярославле закончены. В городе устанавливается порядок. Никакой опасности для лояльно настроенного населения нет.
Прижавшись к матери, обхватив руками ее теплую шею, Ленька с ненавистью смотрит на этого надутого щеголя, на его пухлые, румяные щеки, на его прилизанные, нафиксатуаренные виски, на большие белые руки, которые поминутно поправляют то портупею, то пояс, то кобуру на нем.
- Скажите, - спрашивает кто-то. - А правда, что в Москве и в Петрограде тоже идут бои?
- Насколько мне известно, не только в Москве и в Петрограде, но и по всей стране.
- Да что вы говорите?!
- Значит, и в самом деле можно покидать это подземелье?
- Можно, господа, можно, - говорит человек с цепочкой. - Незачем вам здесь чахотку наживать. Правда, не посетуйте, порядка у нас в гостинице пока немного. Прислуги, видите ли, не хватает. Разбежались. Но завтра с утра, не беспокойтесь, все это наладим.
Перед уходом он еще раз обращается к обитателям подвала:
- Кстати, поимейте в виду, господа: завтра с утра открываем ресторан. Милости просим. Чем богаты, тем и рады.
- Действительно кстати, - отвечают ему. - А то уж мы тут на пищу святого Антония переходим.
- Только такое условие, господа, - улыбаясь говорит в дверях старик. На радостях завтрашний день угощаю всех за свой счет.
Провожаемый шутливыми аплодисментами и криками "ура", он выходит на лестницу. Вместе с ним уходит и офицер.
- Кто это? - спрашивают вокруг.
- Да неужто ж вы не знаете, господа? - обиженным голосом говорит всезнающий бородач. - Это ж Поярков, хозяин гостиницы.
- А молодой?
- А молодой - его сынок. Академик.
- Как академик?
- А так. Учился в Москве в Петровской сельскохозяйственной академии. В войну был прапорщиком. При Керенском до подпоручика дослужился. А нынче приехал к отцу на каникулы и - вот, пожалуйста, угодил, так сказать, прямо к светлому праздничку.
- А погоны он что, с собой привез? - спрашивает кто-то. Студенты-петровцы, насколько мне известно, погон не носят.
- Значит, уж где-нибудь прятал. Своего часа ждал.
- Погоны что! А вот где они пушку взяли?!
...Тем временем Александра Сергеевна, уложив Леньку на приготовленную из ящиков постель и пристроившись рядом, вполголоса распекала мальчика.
- Нет, дорогой, - говорила она. - Это невозможно. Придется мне, как видно, и в самом деле привязывать тебя за веревочку...