- Правильно! - раздается в толпе радостный голос. - Правильно, Василий Федорыч!..
И другой, гневный, разъяренный голос тотчас откликается:
- Правильно??! Это кто говорит "правильно"? Симков? А ты чей хлеб отдавать собираешься? Свой?
- Зачем свой? У меня у самого ребята не евши сидят.
- А-а-а! Не евши? Так ты чужим хлебом распоряжаешься?
- Ничего. У вас хватит. У вас полный подпол еще с летошних пор засыпан.
- Да? А ты считал? Ты видел?
Толпа уже гудит, бушует, уже не слышно отдельных голосов, только изредка вырываются из этого гвалта хриплые выкрики:
- Лапотники!
- Мироеды!..
- Погоди... доберемся до вас...
- Это ты доберешься?
- Ты на кого идешь? Ты на Советскую власть идешь?!
- Дураки... Душить вас надо!
Леньке вспоминается Петроград, реальное училище, перепалки в уборной. Но то, что происходит здесь, гораздо страшнее. Там все-таки была детская игра, шалость, а здесь того и гляди дело дойдет до драки, до поножовщины, вот-вот прольется кровь...
И все-таки почти всегда, после долгих и шумных споров Кривцову удается уговорить мужиков. Выносится и записывается постановление схода: выделить столько-то и столько-то пудов хлеба, столько-то картофеля и столько-то лука для сдачи государству.
...Борьба, которая шла между взрослыми, сказывалась и на играх детей.
Правда, первое время Ленька наблюдал за этими играми со стороны. Вася и Ляля, которые были проще и непосредственнее, давно уже сдружились с ребятами своего возраста. Ляля целыми днями укачивала, кормила, пеленала и баюкала с подругами тряпочных матрешек, а Вася, изображая лошадку или кучера, с хлыстом в руке носился с товарищами по улице. Ленька был застенчив, а кроме того, он немножко свысока посматривал на деревенских ребят. И хотя иногда и ему тоже хотелось и пошуметь и побегать, он предпочитал гордое уединение: сидел дома или, взяв книгу, уходил куда-нибудь на задворки, на Большую дорогу или в поле.
Однажды он стоял с книгой в руке у ворот нянькиной избы и смотрел, как соседский петух задирает черную нянькину кошку. По улице в это время пробегала шумная ватага ребят. У многих из них за плечами висели деревянные самодельные ружья, а на поясах - деревянные же сабли и наганы.
- Эй, петроградский! - крикнул какой-то маленький рыжий паренек. - Идем играть?
Ленька вздрогнул, уронил "Братьев Карамазовых"[23], покраснел и сказал:
- А как?
- Ну, как? В войну, конечно, в зеленых и красных.
- Что ж, - смущенно улыбнулся Ленька. - Хорошо... я сейчас...
Он забежал в избу, оставил книгу, напялил фуражку и вернулся к ребятам.
- Ты кто? - спросили у него. - Зеленый или красный?
- Я казак, - ответил Ленька.
Никто не засмеялся.
- Казак? - сказал, подумав, рыжий. - Значит, зеленый.
И Леньке тоже показалось, что быть зеленым, то есть разбойником, интереснее, чем красным.
Через два дня он уже был избран командиром отряда и с увлечением отдался игре: изготовлял оружие, устраивал склады боеприпасов, писал печатными буквами приказы по отряду и даже придумал знаки отличия для своих бойцов: вырезал из картона и раскрашивал цветными карандашами георгиевские кресты, которыми награждал своих наиболее отличившихся сподвижников.