Звоню. За дверью слышатся быстрые шаги. Щелкает замок, и дверь распахивается. На пороге стоит Теляш. Множество морщинок в радостной улыбке расползлись по желтоватому лицу, глаза за круглыми стеклами очков сияют восторгом. Он подобострастно жмет мне руку и помогает снять пальто. Около зеркала я не спеша причесываюсь. Затем из передней проходим в столовую.
Все тут красиво и современно. Прозрачные нейлоновые занавески, за которыми видны горшки с цветами. В серванте переливается хрусталь. Посреди комнаты на круглом полированном столе ваза с фруктами, большая китайская пепельница. У стен удобные кресла, тахта под красивым ковром, спускающимся со стены. Рядом дверь в соседнюю комнату, вероятно, спальню.
Мы усаживаемся на тахту и закуриваем.
— Где же Михаил Александрович? — интересуюсь я.
— Будет. А пока… Вы звонили в Москву?
— А вы сомневались?
— Чтоб мне не жить, если я сомневался. И что же?
— Получено добро на семь тонн.
— О-о! Гран мерси, — Теляш, жмурясь, потирает руки и вдруг хитренько смотрит на меня сквозь очки. — Но Григорий Макарович, кажется, болен? Он в больнице.
Ого! Дело у них поставлено. Но выходит, что Теляш кому-то проговорился? Я с сомнением смотрю на него и хмурюсь.
— М-да…
— Неувязочка? — сочувственно осведомляется Теляш.
— Довольно крупная, — отвечаю я.
— Выходит, играете втемную? — спрашивает Теляш. — За такие номера, я извиняюсь, у нас в Одессе…
— Лучше не договаривайте, — с неожиданной суровостью перебиваю я его. — Не вешайте себе еще один камень на шею, милейший.
— То есть? — иронически переспрашивает Теляш. — Или я ослышался, или что?
— То самое. Вы звонили Григорию Макаровичу позавчера. И говорили с его супругой. Так?
— Ну так…
Теляш, опешив, таращит на меня глаза.
— А я звонил вчера. И со вчерашнего дня, к вашему сведению, Григорий Макарович уже дома. Не угодно ли проверить?
— Так вы, таки да, умница, чтоб мне не жить! — Он всплескивает руками и с восторгом смотрит на меня.
— Я-то умница. А вот кто вы? — угрожающе спрашиваю я.
— Кто я? Я всего только осторожный человек, — усмехается Теляш. — И я, ей-богу, никуда не звонил. Так… Дошли слухи.
— Ах, вот оно что! Слухи? И вы всего только осторожный человек? Но слишком осторожный человек часто оказывается предателем, вам известно? — гневно спрашиваю я.
Я нисколько не притворяюсь, я киплю к нему ненавистью. Пружинисто вскочив, я сую правую руку в карман, словно у меня там пистолет. Теляш в страхе шарахается в сторону.
— Но, но! Осторожнее! Вы что?!.
Он поднимает руки, как бы защищаясь от удара.
В этот момент дверь соседней комнаты открывается. В столовую спокойно заходит высокий, очень прямой, почти с меня ростом, седоватый человек с мятым и одутловатым лицом. Лохматые черные брови нависли над зоркими, очень живыми глазами, под которыми видны синие мешки.
— Ну, ну, граждане, — мягко, но властно говорит он. — Не надо ссориться. Это прежде всего глупо.
Зурих! Вот ты, оказывается, какой!
Он обращается ко мне и иронически осведомляется:
— Так вы и есть Олег Иванович?
— С кем имею честь? — сухо и подчеркнуто недоверчиво отвечаю я вопросом на вопрос.