– А эта группа тоже училась вечером в понедельник, когда случилось последнее убийство?
– Именно.
– Надеюсь, завтра экзамен у тебя не вечером?
– А что? Ты не смог бы за мной заехать?
– Я обещал завтра после работы Ирине заехать…
– Опять?
– Жень, не начинай, – Тамерлан откинулся на подушки.
– Я и не начинаю. Но иногда мне кажется, что нам с Ириной стоит съехаться и тогда мы заживем одной большой дружной семьёй.
– Женя, – простонал он.
Она только вздохнула.
– Так во сколько ты завтра заканчиваешь?
– Не волнуйся, часам к двум я уже буду свободна, и не нужно меня встречать. Можешь ехать к своей Ирине со спокойной совестью.
Он не стал ничего отвечать. Тамерлан понимал недовольство Жени, но ничего не мог поделать.
– Слушай, Тамерлан Ниязович, я же тебе так и не рассказала о том, что знала про автора нашего дневника от деда Терентия и Фёдора Ивановича!
И Женя в красках поведала ему услышанные от двух стариков истории.
Когда она замолчала, Тамерлан сказал:
– Все это очень интересно, но ничего нам не даёт. Если бы твои деды вспомнили какое-то ещё имя, хоть сына ее или дочки, а ещё лучше фамилию, тогда нам было бы за что зацепиться.
– Я оставила им твой телефон на всякий случай, если вдруг что-то ещё вспомнят.
– Теоретически нашим маньяком-подражателем может быть либо вот тот внук, который приезжал с ней в Отрадное в 1995 году, либо даже правнук. Но у нас нет ни одной зацепки, кто это может быть. На всём историческом столько преподавателей и студентов, что нам потребуется пара лет, чтобы проследить родословные их всех.
– А твоя команда ничего об этой Стромовой не нашла? Всё-таки не самая распространённая фамилия.
– Не нашли мы ничего, Женя. Никаких сведений. Скорее всего, Стромова ещё до 26-го года вышла замуж и сменила фамилию, поэтому в Москве ни по каким картотекам мы ее отыскать не можем.
– Она будто специально спряталась…
– Ничего удивительного. Наверняка боялась, что в один прекрасный день ее преступление всплывет наружу.
Тамерлан искоса взглянул на Женю, которая уставилась в потолок.
– Доцент ты мой, с этими убийствами ты и про всех Чингисханов забыла, – на губах Тамерлана играла лукавая улыбка.
Женя кинула на него хитрый взгляд.
– Ну про одного великого завоевателя мира я точно не смогу забыть.
– Ну-ну это про какого же? Расскажи-ка поподробнее…
Глава 22
Слезы… опять эти горькие слезы,
Безотрадная грусть и печаль;
Снова мрак… и разбитые грезы
Унеслись в бесконечную даль.
Сергей Есенин
На следующее утро Женя появилась на факультете как ни в чем не бывало, хотя на каждом шагу ее останавливали и пытались посочувствовать, узнать, как она, посоветовать взять больничный. Когда она добралась до аудитории, где ей предстояло принимать экзамен, нервы ее уже были на пределе. Все вели себя так, будто у неё на лбу пламенела печать смерти, и ждали, что вот-вот из какого-нибудь темного угла выскочит маньяк и начнёт резать ее на кусочки. Внимание окружающих, их сочувствующие взгляды Жене были неприятны. Она вообще всю жизнь предпочитала оставаться в тени, прячась за кипами библиотечных книг и старых документов. А здесь попала в самый центр внимания! Хорошо, хоть журналисты не заявились.