Развернул листы распечатки. Пробежал глазами столбики фамилий и имен. Рядом с несколькими стояли непонятные английские аббревиатуры. Но каждая строка заканчивалась крестом и датой. Долго думать не надо — дата смерти.

Алексей еще раз прошелся взглядом по списку. Двадцать три смерти. В течение двух лет. Капля в море насильственных смертей, случившихся в стране за этот срок. Пять компьютерных деток, взявших двадцать три смертных греха на душу. Поверить в такое мог только Костя. Если бы не он, все казалось бы бредом. Если бы не Костя…

Машина влетела колесом в колдобину, взбрыкнула и повела задом, водитель вахнул, вцепился в руль. Проклокотал горлом что-то резкое и страшное, чем на его родине осаживали взбеленившихся коней.

Свет фонарей дрогнул и поплыл в глазах Алексея. Он на секунду зажмурился. Сквозь розовую марь под веками вдруг отчетливо проступили буквы и цифры. Точная фотокопия только что прочитанного текста.

На память Алексей никогда не жаловался. Конечно, слышал и читал про «фотографическую» память. Но даже не предполагал, какое это чудо.

Текст читался, как с листа. В любом направлении, хоть задом наперед.

Алексей распахнул глаза. В лобовом стекле навстречу катилось шоссе, летели щиты рекламы и трассерами мелькали гирлянды цветных лампочек.

Он з а х о т е л и у в и д е л текст. Четко и ясно, словно держал его перед глазами. Получилось еще лучше, чем в первый раз.

Нервно усмехнувшись, прикрыл глаза, помял пальцами переносицу.

— Куда дальше? — отвлек его водитель.

Алексей сунул лист в барсетку. Щелкнул замком.

— На светофоре направо, прямо до второго поворота. Там я выскочу.

Машина завалилась в правый поворот. Алексей вцепился в дужку над дверцей.

По оперовской привычке он сделал то, что в попыхах на успел: смазал взглядом карточку техосмотра на лобовом стекле.

Фамилия и инициалы водителя, номер машины, дата прохождения техосмотра, крючковатая подпись инспектора ГИБДД без всяких усилий с фотографической точностью каждой буковки и линии намертво впечатались в память.

В пустом коридоре прокуратуры стояла гулкая тишина. На косяках дверей темнели пластилиновые блямбы печатей. В застоявшемся воздухе все еще стоял запах присутственного места, лишь слегка разбавленный сквозняком из приоткрытой двери в туалет.

Алексей сбавил шаг, выравнивая дыхание. Из-под последней двери сочился свет и мутной лужей расплывался по шершавому паркету.

В кабинете Кости гудел низкий мужской голос. Оборвался, когда шаги Алексея остановились у двери.

Алексей, постучав, распахнул дверь.

В кабинете, скупо освещенном настольной лампой, было двое: Сергей Мельников и незнакомый мужчина представительного вида, «явно не районного уровня», как определил Алексей.

Сергей Мельников, сосед Кости по кабинету, всегда ассоциировался у Алексея с запахом лавандового дезодоранта.

В прокуратуре Мельников работал пятый год, два последних посвятил непримиримой борьбе с курением. Начал с себя, сходив в китайский центр «Дунфан», где ему по тайной методе императоров Поднебесной вставили иголки в уши. Неделю он ходил, терпя боль и насмешки, с крохотными лоскутками пластыря, под которыми на разных «точках» в ушных раковинах были ввинчены в кожу пружинистые кнопочки. То ли китаезы что-то перепутали, то ли уши у русского человека устроены чуть-чуть иначе, чем у мандаринов, но вместе с отказом от курения Сергей заработал стойкую аллергию на табачный дым. В итоге не только бросил сам, но всех скопом решил загнать в безникотиновый рай. И это в конторе, где дымят на нервной почве все без исключения участники уголовного процесса: и следователи, и потерпевшие, и свидетели, и подследственные. Мужики объявили ему бойкот и устроили маленький Ипр.