Глава 30
— После смерти Ксении Павел и придумал историю про семейное проклятие? — спросила я у Фоминой.
Рита встала, прошлась пару раз по комнате и снова опустилась в кресло.
— Нет. Он эту глупость нафантазировал, когда в московской школе учился.
— Господи, да зачем?
Фомина посмотрела на меня.
— Вы из какой семьи?
— Из обычной. Папа военный, генерал, мама певица, я поздний ребенок, после моего рождения мать оставила сцену.
Рита неожиданно звонко рассмеялась.
— Это не простая семья! Вот когда папа лупит с пьяных глаз маму и вышвыривает детей на мороз, тогда обычная. Вам нас не понять.
— Я попытаюсь!
Бухгалтерша легла грудью на стол.
— Ладно. У Паши никого не было, мать не в счет, он ее с раннего детства не видел, да и встречаться не хотел. В интернате его унижали, били, шпыняли. Ясное дело, Брыкину захотелось состряпать себе красивую биографию. Родителей-дипломатов и бабушку с особняком мы вместе придумали, Пашка о родных в новой школе рассказал и сразу выделился — там на сорок человек тридцать восемь из неполных семей было, а он прямо король вокзала. Ну и пошел врать! Начитался про Анголу, кое-что вызубрил наизусть, доклад на уроке географии сделал, через слово повторял: «Я сам лично дворец (дом, парк, памятник) видел».
— И его не разоблачили?
— Кто? Дети из его класса по заграницам не катались, слушали новичка, разинув рот. Паше понравилось, и он еще больше врать начал. Как же, впервые оказался не последним у батареи!
— Все равно какая-то странная выдумка про родовое проклятие.
Рита протянула руку к бутылке с минералкой.
— Один раз их класс потащили в Останкино. В школьную программу входит посещение одного музея в год, вот ребят и повезли в Шереметьевский дворец. Экскурсовод попалась знающая, всякие истории рассказывала и, в частности, подчеркнула, что в каждой дворянской семье существовала некая легенда. Правда она или нет, неизвестно, но все члены фамилии верили в нее. Допустим, у Мордюковых было поверье, что все девушки должны идти под венец в зеленом, иначе счастья не будет. А вот у современных москвичей, заметила экскурсовод, с семейной историей плохо, и спросила, кто из ребят может рассказать о своих предках.
— Хороший вопрос, если учесть, что у подавляющего числа школьников не было отцов, — скривилась я.
Фомина кивнула.
— Баба совершила бестактность. Дети молчали, вот тут Паша и выступил. Слушайте, говорит, нашу легенду…
Селезнев был так поражен рассказом одноклассника, что всю дорогу до дома в себя прийти не мог, повторял:
— Вот какая у тебя, Паша, семья! А мне похвастаться нечем.
Брыкин приехал в Гоптево и сказал Рите:
— Представляешь, понесло меня, словно ветром подхватило! Говорю как написанное читаю. И откуда только фантазия взялась? Имена напридумывал — Филимон, Даша, Петр и прочие.
— Может, тебе книги писать надо? — предположила Рита.
— Таланта нет, — хмыкнул Павел, — одноразовый припадок случился. Сплошное удивление! Ну да ладно, скоро все мою байку забудут.
Помнили ли одноклассники байку Брыкина, осталось неизвестным, Паша ни с кем из них после выпускного вечера не встречался. В друзьях у него остался только Селезнев. Павел многократно пытался избавиться от Григория, порой откровенно хамил ему, но Селезнев не замечал этого и без конца твердил: