Однако в зимние и весенние месяцы обе стороны не переставали стягивать войска и придвигать их друг к другу; в это время подкупленный король чешский объявил решение в пользу ордена; война должна была вспыхнуть снова.
Между тем подошло лето, а вместе с ним подоспели "народы", приведенные Витольдом. После переправы под Червенском оба войска соединились с полками мазовецких князей. С другой стороны в лагере под Светем стало сто тысяч закованных в железо немцев. Король хотел переправиться через Дрвенцу и кратчайшим путем направиться к Мальборгу, но переправа оказалась невозможной, и он повернул от Кужентника к Дялдову, разрушил орденский замок Домбровно, или Гильгенбург, и там же стал лагерем.
И он, и польские, и литовские военачальники знали, что скоро должен произойти решительный бой, однако никто не думал, что это произойдет раньше, чем через несколько дней. Предполагали, что магистр, перерезав дорогу королю, захочет дать отдых своим полкам, чтобы на смертный бой вышли они не усталыми, а свежими. Между тем королевские войска остановились на ночь в Домбровне. Взятие этой крепости, произведенное не только без приказания, но даже вопреки воле военного совета, наполнило радостью сердце короля и Витольда, потому что это был сильный замок, окруженный озером, с толстыми стенами и многочисленным гарнизоном. Однако польские рыцари взяли его чуть не мгновенно, с таким неудержимым рвением, что не успело подойти все войско, как уже от замка и города остались только груды развалин и пепла, среди которых дикие воины Витольда и татары под предводительством Саладина вырезали остатки отчаянно защищающихся немецких кнехтов.
Однако пожар продолжался недолго, потому что его потушил непродолжительный, но сильнейший ливень. Вся ночь с четырнадцатого на пятнадцатое июля была необычайно изменчива и ветрена. Вихри несли грозу за грозой. Временами казалось, что все небо пылает от молний, а молнии с ужасающим грохотом проносились с востока на запад. Частые молнии наполняли воздух запахом серы, а шум дождя заглушал все иные звуки. Потом ветер разгонял тучи, и среди их лоскутьев видны были звезды и большая, светлая луна. Только после полуночи несколько стихло, так что, по крайней мере, можно было зажечь огни. И тотчас тысячи их засверкали в огромном польско-литовском стане. Воины сушили возле них промокшую одежду и пели военные песни.
Король тоже не спал, потому что в доме, расположенном на самом краю лагеря, куда укрылся он от грозы, заседал военный совет, которому давался отчет во взятии Гильгенбурга. В штурме крепости принимал участие отряд серадзских войск, и потому начальник отряда, Якуб из Конецполя, призван был вместе с другими для дачи объяснений, почему они без приказания брали город и не отказались от штурма, хотя король послал своего воеводу и несколько подручных слуг, чтобы удержать идущие на приступ войска.
Поэтому воевода Якуб, не будучи уверен, что его не встретит выговор, а быть может и наказание, взял с собой несколько видных рыцарей, между которыми находились Мацько и Збышко в качестве свидетелей того, что Подвойский добрался до них только тогда, когда они находились уже на стенах замка и в минуту самой ожесточенной битвы с гарнизоном. Что же касается того, что он напал на замок, то он говорил, что "трудно обо всем спрашивать, когда войска растянуты на несколько миль". Будучи послан вперед, он полагал, что обязан рушить на пути войска все препятствия и избивать врага, где бы его ни встретил. Выслушав все это, король, князь Витольд и королевские советники, довольные в душе тем, что произошло, не только не стали упрекать воеводу и серадзских воинов за их поступок, но даже восхваляли их храбрость за то, что они "так проворно разделались с замком и его гарнизоном". Тогда могли Мацько и Збышко насмотреться на величайших людей в королевстве, потому что кроме короля и князей мазовецких там находились и два вождя всех войск: Витольд, предводительствовавший литовцами, жмудинами, русскими, бессарабцами, валахами и татарами, и Зиндрам из Машковиц, "того же герба, что и солнце", мечник краковский, главный начальник краковский, польских войск, превосходящий всех знанием военного дела. Кроме них в этом совете принимали участие великие воины и сановники: каштелян краковский Кристин из Острова и воевода краковский Ясько из Тарнова, далее шли: воевода познанский Сендивуй из Остророга и воевода сандомирский Миколай из Михаловиц; настоятель костела Святого Флориана и в то же время подканцлер Миколай Тромба; маршал королевства Збигнев из Бжезя; Петр Шафранец, подкоморий краковский, и, наконец, Земовит, сын Земовита, князя на Плоцке, единственный молодой среди них, но зато удивительно "прыткий насчет войны": мнение его высоко ценил сам король.