Однако менее горячие, но более благоразумные, чем Ульрих, сановники ордена, которые знали Витольда, старались склонить его на свою сторону подарками и лестью, до такой степени превосходившей всякую меру, что подобия этой лести надо бы искать разве только в тех временах, когда римским императорам при жизни воздвигались храмы и алтари.

"У ордена есть два благодетеля, — говорили эти послы, кланяясь наместнику Ягеллы, — первый — Бог, а второй — Витольд; и потому каждое слово и каждое желание Витольда для меченосцев свято".

И они умоляли его выступить посредником в деле о Дрезденке, думая, что когда он, как подданный короля, станет судить своего государя, то тем самым его оскорбит, и добрые отношения между королем и Витольдом кончатся, если не навсегда, то, по крайней мере, надолго. Но так как королевский совет в Кракове знал обо всем, что происходит и замышляется в Мальборге, то и король тоже выбрал посредником Витольда.

И орден пожалел о своем выборе. Советники ордена, которым казалось, что они знают Витольда, знали его все еще слишком мало, потому что он не только присудил Дрезденко полякам, но и, понимая, чем должно кончиться дело, снова поднял восстание на Жмуди. Показывая ордену все более грозное лицо свое, он даже стал помогать жмудинам людьми, оружием и хлебом, присылаемым из плодоносных польских земель.

Когда это случилось, все во всех землях огромного королевства поняли, что пробил решительный час. Так и было.

Однажды, когда старик Мацько, Збышко и Ягенка сидели у ворот замка, наслаждаясь прекрасной погодой и теплом, в Богданец явился на взмыленной лошади неизвестный человек, бросил что-то вроде венка, сплетенного из вербы, под ноги рыцарей и, крикнув: "Война! Война!" — поскакал дальше.

Они в волнении вскочили на ноги. Лицо Мацьки сделалось грозно и торжественно. Збышко побежал, чтобы послать оруженосца с венком дальше, а потом вернулся с горящими глазами и воскликнул:

— Война! Наконец-то послал Господь! Война!

— Да еще такая, какой мы раньше не видели, — серьезно прибавил Мацько. Потом он крикнул слугам, и они тотчас собрались вокруг господ:

— Протрубить в рог со сторожевой башни на четыре стороны. А другие пусть скачут по деревням за солтысами. Вывести лошадей из конюшен и заложить телеги.

И не успел он докричать, как слуги уже рассыпались во все стороны, чтобы исполнить приказания, которые не были трудны, потому что все было давно готово: люди, телеги, лошади, оружие, латы, запасы еды. Оставалось садиться и ехать.

Но Збышко еще раз спросил у Мацьки:

— А вы не останетесь дома?

— Я? Да ты в уме?

— По закону вы можете, вы человек в летах, а тут было бы, по крайней мере, кому охранять Ягенку с детьми.

— Ну так слушай: я до седых волос ждал этого часа.

И довольно было взглянуть на это холодное, упрямое лицо, чтобы понять: все уговоры напрасны. Впрочем, несмотря на седьмой десяток, это был воин на совесть, руки его легко ходили в суставах, а топор в них так и свистал. Правда, он уже не мог в полном вооружении вскочить без стремени на коня, но и многие из молодых, особенно среди западных рыцарей, не могли этого сделать. Зато рыцарскую науку знал он в совершенстве, и более опытного воина не было во всей округе.